cww trust seal

Вдребезги
(заметки о МиМ и др.)

В кино нынче в моде плакатность – как в смысле плакатного содержания с упором на глобальное потепление мозгов, феминизм, вокизм, антиколониализм, нeгpoфилию, антисемитизм, антибинарность и прочие прогрессистские радости – так и в отношение вкусов кино-художника, рисующего собственную (как правило, городскую) натуру взамен натуральной, наскучившей.

Хорошим примером совмещения обеих плакатностей служит оскароносная лента про детский мозг в здоровом женском теле. Кстати, я так и не определил для себя, в чем смысл названия «Бедные-несчастные» – то ли имеются в виду многострадальные половые губы главной героини, то ли столь же многострадальные зрители этого однообразно-утомительного 140-минутного эротического шоу (скорее, все-таки, второе). Эмма Стоун, несомненно, хорошая актриса, но совершенно ясно, что еще 6 октября главной претенденткой на женского Оскара была англичанка Хелен Миррен, блестяще сыгравшая Голду в одноименном фильме. А так – даже не номинирована! Что и говорить, несладко приходится голдам в нынешней Америке.

Коли уж зашла речь об Оскарах за лучшую роль, то отчего бы не упомянуть и мужскую: ирландца Киллиана Мерфи в роли еврея Роберта Оппенгеймера. Ирландия, как известно, во время Второй мировой войны открыто симпатизировала Гитлеру. Говорят, что на ее береговых утесах до сих сохранились заботливо выложенные камнями навигационные знаки для бомбардировщиков Люфтваффе. Да и сегодня это одна из самых антисемитских (исламские не в счет) стран мира.

Отсюда и вопрос: почему Хелен Миррен загримировали до поразительного сходства со старушкой-Голдой, а сугубо ирландскую физиономию Мерфи оставили как есть? Лично мне это слегка испортило впечатление от весьма добротного кино: речь все же идет о байопике, где желательна хотя бы относительная достоверность. А так получилось, как если бы на роль Моше Рабейну пригласили… ну, скажем, амалекитянина.

Но в остальном «Оппенгеймер» заслужил главного Оскара – пусть и не эпохального, но, безусловно, сезонного масштаба. Превосходно написанный сценарий (умудрившийся увлекательно представить скучноватый материал), небанальные диалоги, хорошие типажи, прекрасная актерская игра, высокий профессионализм в каждой детали. Авторы даже осмелились протащить контрабандой тему американских леваков, по зову сердца шпионивших в пользу Сталина. Правда, протащили не слишком подробно, дабы в голову зрителя не закралась, не дай Б-г, крамольная мысль о действительных причинах работы комиссии невинно ошельмованного сенатора Джозефа Маккарти.

Но вернемся от Оскаров к плакатности. Этот стиль отлично вписывается в показ первых десятилетий Советской власти: окна РОСТа, кумачовые транспаранты на улицах, ГТО и ОСОВИАХИМ, парады физкультурников, «полет наших птиц», конструктивизм на грани сюрреализма, ПавликМорозов и АлексейСтаханов, красный галстук на детской шее, упрощение и вульгарность в качестве единственно санкционированных культурных магистралей.

Я уже писал об одной из лучших российских картин последних лет «Капитан Волконогов бежал», где как раз замечательно отражена плакатная сущность тоталитарной эпохи (реж. Наталья Меркулова и Алексей Чупов). Их снятый на одном дыхании фильм сам по себе похож на чудовищный по своей людоедской сути плакат – впечатляющий документ, приговор большевицкому фашизму сталинских лет. Тому самому фашизму, на который впоследствии работали вышеупомянутые американские леваки – точно так же, как сегодня они работают на фашизм исламский.

В нашумевшем фильме «Мастер и Маргарита» видны следы того же плакатного стиля – правда, далеко не в таком всеобъемлющем варианте, как в «Волконогове» или в «Бедных-несчастных». Но тем не менее нельзя не отметить успешную работу художника Дениса Лищенко – хотя бы потому, что это одна из немногих удач провальной в целом картины.

Прежде всего, в «МиМ» крайне неудачный сценарий. Фильм распадается на клипы, скомбинированные едва ли не произвольным образом. Построение сюжета вообще – не столь простая штука, как кажется на первый взгляд. Ведь у Булгакова неслучайно за первой главой следует вторая, за второй – третья, и далее по порядку. К сожалению, авторы фильма решили, что «знают лучше» и не только перетасовали по своему усмотрению булгаковские карты, но и добавили их из другой колоды.

В результате получился сумбур – и не просто сумбур, но и практическая невозможность выстраивания образов персонажей. Актерам элементарно не хватает времени и текста, поскольку сцена заканчивается, едва начавшись, и фильм неизвестно зачем и почему прыгает к следующему клипу.

Возможно, поэтому актерские работы столь неубедительны – там, как говорится в таких случаях, «нечего играть». Красавица Юлия Снигирь (Маргарита) работает внешностью – и только – демонстрируя плакатность в самом плохом смысле этого слова. Евгений Цыганов (Мастер) весь фильм ходит с одинаковым выражением лица. В дополнение к урезанному материалу, беднягу лишили еще и языковой характеристики: диалоги с Воландом зачем-то ведутся на немецком, заглушаемом бесцветным русским дубляжом. Правда, добавили отсебятины, но она, скорее, мешает, поскольку плохо связана с булгаковским романом.

Аугуст Диль (Воланд), правда, хорош – как фактурой, так и игрой. В сценах с его участием ясно видны преимущества современной западной актерской школы; нынешние российские исполнители (по крайней мере, в этом фильме) выглядят рядом с ним несостоятельными первокурсниками. Мямлят, глотают слоги, фальшивят в интонациях. Если говорить о персонажах, то на этой тройке можно и остановиться – все остальные даны штрих-пунктирно, чтоб не сказать небрежно – массовка, да и только.

Небрежно – именно в плане сценарном, личностном, потому что костюмы и грим как раз хороши (снова – поклон художнику). Трудно поверить, что до такого плинтусного уровня низведены столь колоритные фигуры, как Фагот, Азазелло, Римский, Берлиоз, Бездомный, Лиходеев и проч.

О клипах линии «Пилат-Иешуа» могу сказать только, что лучше бы их не было вовсе. Поразительная невнятность и неуместность этих сцен отражает общий раздерганный, фрагментарный характер фильма. И это снова упрек сценарию: если вам не хватает экранного времени на обработку и раскрытие сцены, зачем вообще включать ее в фильм? На черта подыскивать гиганта на роль Крысобоя, бородача на роль Каифы, бритый затылок на роль Афрания и крест на роль креста, если им не уделено ни единого самостоятельного кадра? Два-три детально проработанных эпизода были бы намного полезней, чем десяток оскопленных бессвязных отрывков.

Кстати, о вышеупомянутой отсебятине. Я не из тех ригористов, которые требуют строгого следования образцам. Хотите скроить свое платье, отрезав от исходного оригинала какую-то часть – пусть это будет хотя бы всего лишь один накладной карман – ради Б-га. Но это не отменяет необходимости шить. И не просто шить (и в итоге сшить) – но еще и подогнать по фигуре. Ничего этого в фильме нет и в помине. Есть лишь набор дурно скроенных и на скорую нитку приметанных кусков. Что-то из романа, что-то из тумана, что-то из кармана.

И снова кстати – о вышеупомянутом кармане, вернее, о фиге в нем. В брежневскую эпоху, когда за тонкие намеки на эзоповом языке уже не сажали, люди взахлеб обсуждали те или иные фиговые фразы из фильмов и спектаклей, восхищались их смелостью, удивлялись – и как это ТАКОЕ пропустили? Потом время вывернуло карманы наизнанку, и некогда острые крамольные произведения разом поскучнели, утратив свою сиюминутную, как выяснилось, привлекательность. Да и в самом деле, на фига вылавливать фиговый месседж между строк, когда можно поместить его в строку без какой-либо фиги?

Но сейчас, похоже, возвращаются фиговые времена. Вот и в этой экранизации «МиМ» тут и там разбросаны старые-добрые фиги в кармане. И я уже прочитал одну-две рецензии, где меня, зрителя, призывают, как раньше, выискивать эти сомнительные плоды в грудах строительного мусора, а затем лакомиться ими на кухне в компании «своих», удивляясь, как это ТАКОЕ пропустили. Пардон – увольте, господа. Не стану я возвращаться на свою давнюю кухню. Ешьте эту гниль сами. Меня уже привлекают совсем другие фрукты.

Фильм «МиМ» открывается сценой вдохновенного разрушения квартиры булгаковского врага и ненавистника, орденоносного критика Евpeя Евpeича Латунского. Вдребезги – зеркала. В осколки – стекла. В клочья – занавески. В лоскуты – картины. В обломки – посуду, вазы и фарфоровые статуэтки… По-моему, это весьма адекватный пролог ко всей картине. Ее авторы тоже вдребезги раскурочили текст оригинала, в чем, вообще говоря, нет ничего дурного или противозаконного. Но – лишь при условии, что затем из этих осколков и других, сторонних материалов создается нечто мало-мальски цельное и ценное. Увы, не получилось.

Бейт-Арье,
март 2024

Copyright © 2024 Алекс Тарн All rights reserved.