Дверь отворилась и в класс быстрой походкой вошел бледный молодой человек. Дети встали, приветствуя нового учителя...
Возможно, наивную американскую публику и удивляют эскапады радикальной социал-фашистки Александрии Оказио-Кортез, заделавшейся на недавних выборах конгрессменом самого влиятельного в мире парламента. А вот нам тут, в нашей передовой стартапной политике, к подобной экзотике не привыкать: мы давно уже наблюдаем столь же выпученные от чрезмерного, но очень прогрессивного внутричерепного давления очи крайне левой депутатки кнессета Мерав Михаэли. Две эти комиссарши даже внешне похожи, как две капли революционной крови, а уж идейно и вовсе однояйцевые близнецы.
Сейчас особенно часто мне приходится слышать и читать о якобы нескольких Тарнах. Кому-то нравится Тарн-переводчик, в то время как Тарн-прозаик не слишком интересен, а Тарн-публицист и вовсе категорически неприемлем. Кому-то – ровно наоборот. Кто-то готов знаться лишь с одним из трех, на дух не перенося двух остальных. «Эта публицистика (проза) просто другим человеком написана! - говорят мне. – Ну почему бы тебе не заняться только прозой (публицистикой)? Ты бы сэкономил себе массу нервов».
Каждое утро, едва продрав глаза, ребята вешали итальянские карабины на свои напряженные со сна половые члены. Это было как бы соревнованием в мужественности: тот, кому удавалось удержать на своей «вешалке» больше винтовок, считался самым крутым мужиком. Тогда я не осознавал смысла этого явления...
Состряпанный левым израильским официозом миф настолько глубоко укоренился в общественном сознании, что нынче даже многие консерваторы виновато опускают взгляд, когда в очередной раз слышат чудовищный поклеп о зверском, террористическом, фашистском характере «правых убийц и насильников» – в противовес небесной чистоты мапайникам-мапамникам-мерецникам, чьи белые одежды не заляпаны ни одной каплей невинной крови. Левая нечисть настолько изолгалась, что и сама уже верит в изобретенное ее придворными (вернее, дворовыми) историками вранье.
Когда я слышу жалобы приверженцев и фанатов нынешнего премьера на раздробленность партий национально-консервативного блока, грозящую привести к власти леваков (и это – при очевидном численном превосходстве «правой» электоральной базы), то всякий раз заново поражаюсь их слепоте. Кто, скажите на милость, виновник этой парадоксальной ситуации, если не ваш кумир?
Шолома Шварцбарда оправдали под гром аплодисментов, а оплеванный и ошельмованный Игаль Амир скоро закроет четверть века в одиночной камере, в глухой изоляции от внешнего мира. В отличие от убийцы Петлюры, которого ждала на выходе из суда ликующая толпа, убийца Рабина как был, так и остался один; публичной поддержкой и опорой ему стали лишь его семья и беспримерное мужество Ларисы – мужество женщины, на какое вряд ли способны даже самые храбрые и стойкие мужчины.
Вокруг любого исторического события всегда есть несколько нарративов. Решение о том, какой из них ближе к истине, – следствие нашего ЛИЧНОГО субъективного выбора. Мы анализируем варианты и принимаем тот, который КАЖЕТСЯ нам правдоподобнее. В данном случае на стороне моего выбора (верить жертвам, Гусеву-Оренбургскому, Максиму Горькому и Прейгерзону) стоит не только авторитет источников (при всем уважении к статьям «Тризуба» и показаниям петлюровских атаманов), но и доказанный многовековой опыт совместной украинско-еврейской истории.
Давайте попробуем подробнее разобрать «опальное» стихотворение Рудьярда Киплинга о Иерусалиме и реакцию на него – как нас с вами, так и действующих лиц драмы (или фарса?) 1943 года (вдовы поэта, лорда Вебба-Джонсона, ПМ Великобритании Уинстона Черчилля и Президента США Ф.Д. Рузвельта). Судя по неоднозначности читательских комментариев, это может оказаться полезным.
Шаги мужа она различала издалека, безошибочно узнавая их в слитном шарканье многих плетеных тапок возвращавшихся с работы людей. Когда Адам вошел, она уже хлопотала на кухне, нарезая корнеплоды на ужин...