Бывает, что уже в солидном возрасте человек резко меняет род занятий и открывает в себе таланты новые и неожиданные. Так инженер Алексей Тарновицкий жил себе в Ленинграде, потом в самом начале перестройки репатриировался в Израиль и продолжал здесь служить «техником по счетным машинам», как поется в любимой нами песне Галича. И только когда сменился век, а инженер свою «земную жизнь пройдя до половины» сделал обрезание и своему имени и своей фамилии, тут то и родился неожиданно писатель Алекс Тарн. И не просто писатель-пописыватель многочисленных публицистических статей для интернета (чем занимается так же и 90% моих знакомых самых разных профессий и талантов), а именно писатель — художник и создатель, чей первый же роман «Протоколы сионских мудрецов» был включен в список номинантов на премию «Русского Букера». (Позднее его роман «Пепел» или «Бог не играет в кости»вошел в финальную шестерку «Русского Букера» 2007 года). После «Протоколов» и до сего дня Тарн написал еще 15 романов и стал лауреатом Алдановской премии «Нового Журнала» за лучшую повесть русскоязычного Зарубежья. Есть у Тарна и несколько пьес и повестей, есть откровенные пародии и даже стихи, например, цикл стихотворений под названием «Песни милуимника» (то есть солдата-резервиста), потому что до положенного возраста наш репатриант-инженер-писатель на месяц в году становился ефрейтором, и в военной форме с оружием «охранял мирный сон» граждан Израиля то возле Рамаллы, то около Джании).
Первое, что обращает на себя внимание в текстах Тарна, — это замечательный и живой русский язык, где следует — изысканный, где требуется — с доброй примесью сленга, гебраизмов и собственного словотворчества. Второе — это лихо закрученный, часто детективный сюжет, заставляющий на одном дыхании проглатывать все произведение до конца не отрываясь.И только после этого оцениваешь такие достоинства, как точные детали и цельные, психологически-правдивые образы героев, которые дополняются философскими отступлениями, демонстрирующими недюжинную авторскую эрудицию. И все это пронизано и настоящей живой болью-сочувствием и искрящимся, снижающим любой пафос юмором и самоиронией. Только так, с помощью пародии и иронии, может сегодня заполнить творчество болезненный разрыв между занимательно-развлекательным ширпотребом и освободившимся как от формы, так и от содержания «высоким искусством», предназначенным исключительно для профессиональных критиков. (Впрочем, польза иронии для художественного творчества обсуждается уже очень давно, например, 150 лет назад, когда потребовалось преодолеть разрыв этического и эстетического в искусстве).
Читатели уже с самых первых романов Тарна, «Протоколов» и «Квазимодо», оценили это счастливое сочетание искусного стиля и занимательного сюжета. Возможно, романы Тарна пока не стали такими же популярным в России как детективы Бориса Акунина, и уж точно он к такой широкой популярности не стремится. Но я вижу у этих двух писателей много общих хотя бы чисто внешних черт. Григорий Чхартишвили, ровесник Алекса Тарна, так же уже в солидном возрасте начал свою литературную карьеру под псевдонимом «Б.Акунина», после того, как добился основательных успехов в другой (хоть и смежной) области. У обоих авторов детективный сюжет сочетается с изысканно-пародийной стилизацией. Их тексты апеллируют к умному и образованному читателю, понимающему с полуслова цитату и намек и ценящему философские и исторические отсылки.
Лично мне тексты Тарна кажутся глубже и изысканнее, но я человек пристрастный. Мне важно, что его книги описывают нашу современную израильскую жизнь, наши самарийские и иудейские холмы, наш вечный Иерусалим и современный до утрированности Тель-Авив. В его книгах легко узнаются наши сограждане: «шаломахшавники» и поселенцы, элита и простые работяги, репатрианты и старожилы. Его волнуют наши самые жгучие вопросы: арабский террор и еврейская самоненависть, традиция и самоопределение, и еврейская неуемная жажда справедливости здесь и сейчас. Когда же действие книг переносится в другие времена и широты, то оно всегда остается связанным с нашими семейными еврейскими проблемами. Это и Катастрофа европейского еврейства и испанские мараны, и танахические предания и погромы, сопутствующие крестовым походам. И уж конечно сами евреи — революционеры и сионисты, идеалисты и шкурники, практики и поэты. И даже наш еврейский «супермен» Берл, эдакий международный «агент 007», работающий в израильских спецслужбах.
Предпоследний роман Алекса Тарна (последний роман еще только готовится к печати в «Иерусалимском журнале») называется загадочно «Облордоз». Не будем пока расшифровывать это название, а обратимся к подзаголовку «интерактивный роман», который подразумевает, что главы можно читать не в стандартной последовательности, а в соответствии с некой другой логикой повествования. «Были и до меня писаки, которые трындели о чтении, как о совместном творчестве читателя и писателя», — пишет с присущей ему самоиронией Тарн в предисловии. Именно такое со-творчество и предлагает читателю эта «инструкция по эксплуатации» текста, по свидетельству автора самого сложного и длинного из всего им написанного.
Сам автор делит текст на четыре различных по стилю повествования: молодежная драма «Паркур», семейная сага «Зуарецы», мистическая повесть «Лилит» и альтернативная история «Глобус». Роман не раскладывается на них, а как бы прошит ими. В некоторых главах две или три из этих историй сливаются вместе, чтобы тут же по окончанию главы опять распасться на отдельные части. Первые три истории связаны местом и действующими лицами: их герои живут в самарийском поселении Эйяль. Этот псевдоним, как и «Егупец» у Шолом Алейхема, кочует у Тарна из произведения в произведение и служит автору собирательным образом поселения, где живет он сам и где так успешно создает свой похожий на настоящий, но абсолютно оригинальный мир. Четвертая повесть — альтернативная история — принадлежит совершенно другому месту и времени, куда помещается выдуманный автор остальных трех историй.
В своем интернет-сайте автор признается, что такой «интерактивный» жанр не оригинален и навеян влиянием Кортасара, предоставившего в своей «Игре в классики» возможность выбирать между обычным и альтернативным порядком чтения глав. Мне же эти параллельные повествования напомнили прежде всего классическое произведение другого жанра, а именно известный шедевр мирового кино «Нетерпимость» Гриффита, где перед зрителем так же предстают четыре различные истории, отличающиеся по месту и времени, но объединенные одной идеей или скорее общим настроением. Сто лет назад Гриффит первым начал использовать в кино монтаж для перехода к другим сюжетам, местам действия и эпохам. Сегодня таким параллельным монтажом уже никого не удивишь, но и ныне редко кому удается достигнуть в кино или литературе такого параллельного нарастания напряжения во всех четырех параллельных трагедиях, связанных с верой и честолюбием, с любовью и родственными узами. И хотя Тарн предоставил свободу монтажа читателю, обычное последовательное прочтение оставляет необычайно сильное впечатление.
Итак, три истории в «Облордозе» принадлежат нашей здешней современной жизни, а вот четвертая, давшая название роману, относится к нашей «доисторической родине». Сколько бы лет мы здесь не прожили, но в сознании или в подсознании, вспоминая события Пурима или Песаха, мы с ужасом задаем себе вопрос: «А что было бы, если бы очередной тиран, Сталин или Гитлер, уничтожил бы если не весь еврейский народ, но непосредственно нас или наших предков? К сожалению тогда это было более чем вероятно, и Тарн не первый, кто в качестве альтернативной истории описывает массовую высылку советских евреев в Сибирь, которую в действительности счастливо предотвратила смерть тирана к празднику Пурим. Еще до перестройки, в середине 80-х годов мне посчастливилось в рукописи прочесть роман «Прайс» Леонида Гиршовича (израильтянина, живущего к тому времени в Ганновере). В романе Гиршовича минус на минус дает плюс: евреи сосланы, но выжили, а вот советская власть рухнула и уступила место хаосу и запустению. Роман «Прайс» был одним из редких предвестников неожиданной российской «перестройки» и развала Советского Союза.
Напротив, в альтернативной истории, включенной в роман «Облордоз», Тарн как бы прощается с многочисленными, исчезнувшими в рассеянии коленами Израиля. Последний выживший российский еврей по фамилии Глобус вместе с читателем выслушивает три другие истории романа, происходящие в никогда им не виденных и непредставимых Израиле и Испании. И этим создается обрамляющая рамка, абсурдным образом добавляющая реальности трем остальным историям. Как в математике минус на минус дает плюс, так в искусстве фантазия помноженная на фантазию возвращает нас к реальности. К примеру в фильме, где показывается художественная киносъемка, остальная часть действия по контрасту становится как бы уже не постановкой, а самой реальностью.
А теперь, как сказали бы на радио, переходим к рекламе, вернее к невозможности таковой, ибо роман не напечатан. Он существует пока только в электронной версии, каковую можно приобрести на интернетовском сайте писателя. Конечно, у нас на дворе постмодерн, постиндустриальное общество, информационное пространство и всякие другие глупости (здесь по привычке сетевых писак мне хочется добавить смайлик — двоеточие и закрывающую скобку : ). Но в моем старомодном понимании роман по-настоящему не родился до тех пор, пока нельзя взять в руки новенькую, пахнущую типографской краской, или наоборот, старую и зачитанную, но привычную бумажную книгу. Пожелаем же «Облордозу» удачного бумажного воплощения!