Дорогой Алекс!
…вчера прочитал Ваш новый роман «Книга».
…Но все же что-то немного смущало меня все время, пока я читал эту книгу. И это что-то более ясно сформулировал автор предисловия к Вашей книге Юрий Табак. Простите, что употреблю это слово в разговоре с Вами, но волнует вопрос, не будет ли воспринята форма изложения Вашей гипотезы (еще раз — остроумной, неожиданной, оригинальной и может быть даже правдоподобной) как… кощунство. Табак немедленно отводит такое предположение, ссылаясь на литературный характер произведения. Так-то оно так, но… представьте себе, что какой-нибудь борзописец написал бы нечто подобное относительно происхождения иудейской религии…. Все нормальные люди немедленно заклеймили бы его как антисемита. Не правда ли? Вот это и смущало меня, несмотря на то, что Ваша гипотеза, шуточная или серьезная, дает ответы на многие существующие вопросы относительно происхождения христианства, современной истории еврейства и антисемитизма.
… Что служит для социума скрепляющим обручем в условиях отсутствия общего государства, общей территории и общего языка? Книга (религия, Тора) или враждебность окружающего мира (антисемитизм)? Думаю, и то, и другое. Ваша книга о Книге ловко увязывает эти моменты воедино.
…Только вот немного смущает то, о чем я написал выше. Евреи всегда были весьма толерантны и им никогда не свойственно было унижать иную религию, даже если она представляется им искусственной и нелепой. А как быть здесь?
С уважением,
…
Дорогой …,
Да, мне приходилось слышать слово «кощунство» по отношению к «Книге». Что далеко ходить – некий весьма дружественный и близкий редактор, одним из первых увидевший этот текст, настоятельно посоветовал мне спрятать его подальше и никому не показывать. А другой издатель заявил, что это, мол, совершенно непечатно. Вместе с тем были и мнения противоположного порядка — люди искренне недоумевали, где там можно увидеть кощунство.
Я обычно с благодарностью выслушиваю всех без исключения, но воспринимаю услышанное через соответствующие каждому случаю фильтры. Могу сказать, что возможность положить «Книгу» под сукно я никогда не рассматривал даже гипотетически — напротив, регулярно предлагал ее (среди других текстов) тем немногим издателям, с которыми контактировал с момента написания этого романа в 2007 году. Никто не брал.
Когда издательство «Эннеагон» выбрало из предложенного списка именно «Книгу», первопричиной этого выбора была, видимо, ее предполагаемая «скандальность». Не могу сказать, что этот мотив нравится мне больше, чем обвинения в кощунстве, но отказываться я не стал по очевидной причине: другого случая увидеть свет в печатном виде «Книге» могло и не представиться – по крайней мере, в ближайшее время.
Но это все история, литпроцесс, писательская закулисная кухня, к тексту прямого отношения не имеющая. Вы ведь спрашиваете меня о другом – о читательской трактовке. Позвольте и ответить Вам как читатель — читателю. Главная тема «Книги», на мой взгляд, никак не связана ни с христианством, ни с иудаизмом, ни с антисемитизмом, ни с кумранскими находками. Это — тема столкновения человека с силами, которые неизмеримо сильнее его — такими, как всемирный потоп, вселенский катаклизм, мощные процессы Истории. Человек, волею случая оказывающийся на пути того, что когда-то именовалось Роком, Судьбой.
Эту тему разрабатывал еще Пушкин в «Медном всаднике», и текст «Книги» содержит множество прямых отсылок к пушкинской поэме — включая и финальное наводнение, и петербургский маршрут героя, и самого Всадника, и отнюдь не случайную медь свитка.
Почти все ключевые персонажи «Книги» показаны именно в те моменты, когда Рок подхватывает их и вертит ими, как щепками – Рок, абсолютно равнодушный к маленьким человеческим устремлениям, дружбам и любовям. Все они — крошечные щепки, все до одного: и Клим с его высокими духовными исканиями, и Сева с его банальным жизненным кризисом, и возлюбленная Севы, и его петербургская тетя, и его случайные собеседники, и подросток-бедуин, и Шимон с Йохананом.
И, конечно, горшечник – особенно, горшечник. На его долю выпадают, пожалуй, самые тяжкие и длительные испытания. Но обратите внимание: именно горшечник оказывается самым достойным из всех! Ему чужды страх за себя, эгоизм, себялюбие; единственной его заботой является стремление быть достойным человеком — даже ценой собственной жизни, даже ценой позора. Он принимает поистине крестные муки — всеобщее презрение, репутацию убогого, никчемного существа, но тем не менее продолжает упорно и скромно делать отведенное ему дело.
При столкновении с Роком не приходится говорить о победе – она невозможна в принципе. Но и остается немало: даже перед лицом ужасающей, треснувшей надвое Вселенной можно сохранить собственное достоинство, жить и умереть с честью, не сойти с ума, не пресмыкаться перед Судьбой, не унизить страхом смерти свою человеческую сущность. И в этом смысле побеждает (то есть — с достоинством и честью завершает свой кусочек истории) именно он, горшечник Бар-Раббан, а вовсе не мелкие манипуляторы Шимон и Йоханан, вообразившие, что это они вертят Судьбой, а не наоборот, Судьба — ими.
И последнее об этой евангельской главе — если уж мы заговорили о христианстве. Фигура горшечника находится в буквальном соответствии с главным идеологическим документом христианства — Нагорной проповедью. «Блаженны убогие и нищие духом, — сказано там, — ибо их есть Царствие Небесное». Как может человек, разделяющий эту точку зрения, оскорбляться мнимым ничтожеством горшечника? Ведь тот весь, всем своим существом сына человеческого, являет прямую иллюстрацию основополагающему принципу Нагорной проповеди!
Как же можно назвать эту наихристианнейшую главу кощунством?
Как хотите, но подобный взгляд на вещи представляется мне поверхностным и абсолютно не соответствующим духу «Книги» (я, конечно, имею в виду не Вас, но тех, чьего вероятного осуждения Вы опасаетесь). Вы, возможно, скажете, что поверхностное восприятие преобладает, и я вынужден буду с Вами согласиться. Но преобладает оно не потому, что люди глупы, а потому, что многие не дают себе труда (или не располагают временем для того, чтобы) вдуматься по-настоящему. Что ж, жаль. Но, согласитесь, это не означает, что писатель должен непременно ориентироваться именно на такое поверхностное восприятие. Во всяком случае, не означает для меня. Я предпочитаю обращаться к своему (думающему) читателю — например, к Вам. И я счастлив качеству результирующего диалога.
Искренне Ваш,
Алекс Тарн.