Иногда полезно вспомнить, как оно было. Я имею в виду – как оно было на самом деле, а не в легендах и героических мифах, имеющих мало общего с реальностью. Чем плохи такие мифы? Тем, что на них воспитывается целое поколение несмышленышей, которые, столкнувшись с проблемами, принимаются во весь голос требовать не какого-нибудь, а именно волшебного решения, какое якобы имело место в «легендарные» времена. Эта ментальность хорошо описывается жаргонным ивритским выражением «хай бе-серет» (живет в кино, в надуманной реальности). Вот и вспомним, какими они были, «легендарные».
История, которую я собираюсь вкратце пересказать, взята мною из многотомной монографии «История Обороны» (Толдот ха-хагана), выпущенной в конце 1954 года военным издательством «Маарахот». Она касается освоения первыми сионистами плодородных земель Изреельской долины (Эмек Изреель). Это сейчас Эмек полнится процветающими еврейскими мошавами и кибуцами, поставляя свою сельскохозяйственную продукцию на прилавки всего мира. А тогда, к началу 10-х годов ХХ века, еврейская нога не смела ступить в долину на всем ее протяжении – от Кармельского хребта до Бейт Шеана.
Долина была заболоченной и большей частью пустовала – если не считать нескольких нищих арабских деревень и бедуинских шатров, прилепившихся к отрогам окружающих долину горных хребтов.
По-над болотами шло полотно Хиджазской железной дороги, которая соединяла Хайфу с магистралью Дамаск-Медина. То ли турки опасались, что неверные хлынут в святые города Хиджаза, то ли еще что, но иностранным подданным было строго-настрого запрещено селиться вдоль заветного рельсового пути. Этот закон позволял местным арабским властям успешно блокировать проникновение сюда сионистов, которые в большинстве своем оставались подданными Российской империи, то есть как раз подпадали под запрет.
В то же время (весьма распространенный тогда парадокс) евреям принадлежали (на бумаге) довольно большие участки долины. В частности, Иегошуа Ханкин купил порядка 10 тысяч дунамов у бейрутского рода Сурсок, который владел в те годы почти всей Эмек Изреель. Но владеть на бумаге мало – надо еще и утвердить свое право фактически. А поди-ка утверди, когда окрестные арабы и бедуины с ружьями у плеча и с пеной у рта отказываются признавать твою собственность. Этот процесс – отвоевывание того, что, в общем, и так принадлежит тебе по праву – и назывался в начале прошлого века словом «кибуш». Постсионисты наших дней оплевали и опозорили это слово, придав ему оттенок фашиствующего, захватнического понятия «оккупант» – но тогда, при жизни Ханкина и его товарищей-«ковшим», «кибушем» именовался отнюдь не отъем чужого, а выгрызание (часто ценой жизни) своего, кровного.
Итак, в начале зимы 1911 года на купленные Ханкиным земли деревни Пола прибыли трое ребят из Хашомера, дабы известить тамошних арабов (пребывающих в статусе батраков) о том, что хозяин более не нуждается в их услугах, а потому они должны немедленно покинуть место. Тут же началась драка, но «хашомеры» выстояли. Вскоре вслед за первыми разведчиками высадился главный еврейский десант – 20 человек с фермы Кинерет с лошадьми, инструментами и оружием. Арабы обратились за помощью в Нацерет, к арабскому районному начальнику-каймакаму, и тот прислал в Полу (которая отныне стала именоваться Мерхавией) полицейских. При проверке документов выяснилось, что турецким подданством обладают лишь трое из поселенцев-«ковшим». Им разрешили остаться, остальным же было приказано выметаться в течение двухнедельного срока.
Ханкин отправился в Бейрут – столицу вилайета (провинции). Взятками и удачным лоббированием (помог тот же Сурсок, который продал Ханкину участок) ему удалось добиться смещения нацеретского каймакама. Главной причиной этого успеха стало избиение трех оставшихся «хашомеров»: дабы предотвратить возвращение «ковшим», каймакам оставил в Мерхавии нескольких полицейских – они-то и избили вышеупомянутую троицу. Все это было частью заранее разработанного плана: «хашомеры» специально подставились под избиение, чтобы Ханкину в Бейруте было на что жаловаться. Эту жалобу, обставленную самыми душераздирающими подробностями, отослали в Акко, Бейрут и Кушту (Стамбул). Каймакам слетел со своего поста, а его заместитель оказался не в пример сговорчивей. Параллельно выправили турецкие паспорта и другим еврейским поселенцам.
Но это было только началом. Потерпев поражение в легальной борьбе, арабы перешли к действиям иного рода. Особенно отличались жители соседней деревни Сулам. Стычки за землю, кражи, грабежи, потрава посевов, увод скота стали повседневным явлением. При этом обе стороны тщательно следили за тем, чтобы избежать смертельного кровопролития, которое могло стать причиной для опаснейшей ситуации «кровной мести». Из суламцев же была составлена и орудовавшая в округе шайка грабителей Саида Аз-Зуабе.
В ночь сбора урожая один «хашомер» Мордехай Игаль был окружен девятью всадниками из шайки Саида. Речь опять-таки шла о грабеже: бандиты намеревались отобрать у Игаля не жизнь, но лишь коня и оружие. Однако «хашомер» решил избежать бесчестия; спасаясь от преследователей, он сделал несколько выстрелов из револьвера. Игаль целился в лошадей, но попал в бандитов, убив одного и смертельно ранив другого.
Час спустя Мерхавия была уже со всех сторон окружена сотнями вооруженных арабов со всей округи. К счастью, «ковшим» успели послать в Нацерет гонца – известить полицию. Прибытие представителей турецких властей во главе с каймакамом спасло обитателей Мерхавии от неминуемой гибели. Арестовав скопом всех евреев, власти вынуждены были отдать их имущество арабам на разграбление, ибо не могли совладать с несколькими сотнями разъяренных погромщиков. Грабеж и разрушение были остановлены лишь присланным из Хайфы армейским подкреплением.
Двенадцать поселенцев оказались в нацеретской тюрьме; три «хашомера» провели там год с лишним. Судебное разбирательство длилось медленными турецкими темпами, пока Ханкин не собрал достаточную сумму, чтобы откупиться от «кровной мести». При этом непременным условием арабов стала вечная высылка Мордехая Игаля за пределы долины. Хашомер не без основания видел в этом удар по чести организации, но Ханкин настоял на своем. Как писал впоследствии один из руководителей Хашомера Исраэль Гилъади, «доводы Ханкина заключались в том, что вопрос удержания земли важнее вопроса чести, и мы согласились с этим».
И Мерхавия, действительно, устояла. Вскоре число арабских нападений снизилось если не до нулевого, то до приемлемого уровня. На запретной до того земле Эмек Изреель встал первый еврейский форпост, положивший начало многим-многим другим. Нет уже ни Оттоманской империи, ни турок в Эрец Исраэль, ни каймакама в Нацерете, а Мерхавия и поныне там – в двух-трех километрах к востоку от Афулы, еврейской столицы Эмека.
Любопытная история, не правда ли? Во-первых, она демонстрирует многоплановость борьбы, которую мы ведем здесь вот уже второе столетие (если рассматривать лишь этот, сионистский раунд). Схватка разворачивается не только непосредственно на земле Мерхавии (или Газы), но и в судебных коридорах вилайета (Брюсселя), а то и самой Кушты (Вашингтона).
Во-вторых, многие привычки и мнения, которые мы принесли сюда из иных мест, не работают здесь, что называется, ни разу. В самом деле, ну в чем заключалось «преступление» Мордехая Игаля? На него ведь напали, причем девять на одного. Нападавшие были известными в округе разбойниками (террористами). Разбойники угрожали оружием (туннелями) и стреляли (пускали ракеты). Да, их выстрелы не нанесли ущерба (сработал «Железный купол»). Да и Игаль, стреляя в ответ, целился только в лошадей (в пусковые площадки) и лишь случайно попал в двоих преследователей (школу UNWRA). Имел ли он право? По понятиям западной цивилизации – да, имел.
Одна загвоздка: дело-то происходило не на Западе… Здесь, в Эмек Изреель, ошибка Игаля могла стоить гибели всему предприятию. Значит, что – отдать коня и оружие? Позволить себя унизить и избить, как он же поступил несколькими месяцами раньше (как вы помните, враждебный каймакам был смещен именно благодаря этому спровоцированному избиению)? Ответ содержится в простых и точных словах Иегошуа Ханкина, и я не откажу себе в удовольствии повторить их еще раз: «Вопрос удержания земли важнее вопроса чести».
Так что, ответ: да, если надо, то предпочтительней слезть с коня. Позволить себя избить. Дать себя унизить. Все это – когда требуется. А когда требуется отстреливаться до последнего патрона (как отстреливались поселенцы Мерхавии всю ночь до прихода полиции) – стрелять. Потому что речь тут идет об удержании земли, Земли, Страны. И ради этого мы обязаны хоть в дерьме на пупу извертеться, но удержать. Удержать! А кому в лом пачкать при этом свой рыцарский плюмаж, тот всегда может поискать себе другой турнир, по вкусу.
Чу… слышите? Нет? Ну как же… Они всегда были отчетливо слышны и здесь, в Стране – отголоски доносящейся с севера антиамериканской истерии. Когда больше, когда меньше, но всегда – с момента начала Большой алии 90-х. Кондовому советскому сознанию трудно перестроиться – даже тогда, когда летящие в нас ракеты несут не только смерть, но и трогательные имена Град и Катюша, а то, чем отстреливаемся мы, зовется Hellfire и Patriot. Для совкового уха Hellfire звучит как-то чуждо-пиндусово. То ли дело родимый Корнет – он ведь Оболенский, он вина наливает…
Позвольте в связи с этим рассказать (а многим всего лишь напомнить) одну поучительную историю столетней давности. Просто так, в виде иллюстрации.
К началу Первой мировой войны в Эрец Исраэль насчитывалось примерно 85 тысяч евреев. Две трети из них принадлежали к так называемому Старому ишуву – миру колелей и йешив, чьи представители видели себя местным продолжением галута и о национальном самоопределении даже не помышляли. Они проживали в четырех святых городах (Иерусалиме, Хевроне, Тверии и Цфате) и существовали преимущественно на деньги халуки – пожертвований, собираемых с евреев Европы. Остальные 27-28 тысяч (сионистский Новый ишув) большей частью концентрировались в Яффо (включая новорожденный Тель-Авив) и в сельскохозяйственных мошавах Иудеи, Самарии и Галилеи. К 1914 году эти хозяйства уже получали кое-какую прибыль за счет экспорта плодов, фисташек и вина, но говорить о полной экономической самостоятельности было все равно еще рано. Мошавы продолжали опираться на помощь (в том числе и безвозвратными ссудами) от компаний барона Ротшильда и от сионистских организаций.
Начавшаяся война резко оборвала связи Страны с Европой. Были закрыты местные филиалы европейских банков, прервано морское судоходство. Халука практически прекратилась, что сразу поставило Старый ишув в крайне тяжелое положение. Как назло, зимой 1914-1915 года Страну атаковала саранча. Ее огромные стаи волнами накатывались на Эрец Исраэль в течение нескольких месяцев, уничтожив практически каждый зеленый листок, каждый стебель. Другой вид саранчи – двуногой – представляла собой турецкая армия. Турки намеревались атаковать Суэцкий канал и с этой целью разместили в Стране большой боевой корпус, забота о пропитании коего была возложена на местное население. Начались массовые реквизиции продовольствия, лошадей, скота, оборудования, были введены новые удушающие налоги.
В результате в Стране начался жуткий голод, сопровождаемый, как это обычно бывает, эпидемией тифа. Особенно он ударил по Старому ишуву: в Иерусалиме и Цфате вымирали целыми семьями. Не было ни работы, ни пропитания. Положение казалось безнадежным.
Но главная беда заключалась в резком изменении политической ситуации. Вступив в войну, Турция отменила режим «капитуляций». Напомню, в соответствии с этой системой, проживавшие в Оттоманской империи иностранные подданные не подлежали местной юрисдикции – их легальный статус полностью регулировался консулами соответствующих держав. Это было предметом постоянной зависти турецко-подданных арабов и бедуинов, которых чиновники гоняли-таки в хвост и в гриву. Неудивительно, что отмену столь важной привилегии «неверных» арабы встретили с ликованием. По Стране прокатились демонстрации, грозящие перерасти в погромы. В Иерусалиме устроили показательное уличное представление: привязали на голову собаке европейский цилиндр (цилиндры и шляпы вообще были в глазах арабов неотъемлемым признаком европейца – в отличие от турецкой фески) и под радостные вопли толпы побили несчастную животину камнями.
Но турки не дали беспорядкам разрастись: готовящееся наступление на Суэц требовало полного спокойствия в тылу. Вместе с тем, они не могли и оставить сионистов без внимания. Ведь цели сионизма были хорошо известны не только в Яффо, Одессе и Лондоне, но и в Куште (Стамбуле). Если в мирное время турецкие власти еще смотрели сквозь пальцы на такие открытые проявления сепаратизма, как собственные еврейские деньги (в виде марок Керен Кайемет), флаг, гимн, банк и военизированная милиция (Хашомер), то воюющая держава решительно не могла позволить подобного безобразия.
Последовали довольно жесткие меры против Нового ишува. Было объявлено о том, что все подданные враждебных держав (то есть подавляющее большинство людей Первой и Второй алии, которые сохраняли российское подданство) будут интернированы и помещены в лагеря в глубине Анатолии. По Яффо, Тель-Авиву и крупным мошавам (Ришон ле-Цион, Петах-Тиква, Зихрон-Яаков, Реховот, Хадера) прокатились обыски: искали оружие и свидетельства шпионажа. В разговоре с лидерами ишува военный комендант Яффо Хасан Бек (тот самый, чьим именем зовется мечеть напротив Дольфи) многозначительно кивал на северо-восток, в сторону Армении: вот, мол, как поступают в военное время с кяфирами-сепаратистами.
На местах арабам предлагалось вступать во владение землей, «неправедно выманенной неверными у коренных жителей Империи». Потом были произведены первые аресты, и почти сразу начался массовый исход из Страны. За один только месяц (начиная с конца декабря 1914 г.) из Яффо сбежали в Александрию семь тысяч человек. Семь тысяч – четверть Нового ишува! За один только месяц! Было поставлено под угрозу все сионистское предприятие, начатое 30 лет тому назад. Всё, за что было заплачено жизнями первых поселенцев, многими жертвами, деньгами, мечтами. Всё шло прахом, разваливалось на глазах. Новый ишув стоял на грани полного уничтожения.
Возьму на себя смелость сказать, что если бы в тот критический момент не пришла немедленная и действенная помощь, я не сидел бы сейчас на своей самарийской террасе, вбивая эту строку в эту страницу. Но помощь пришла – и пришла она из Америки.
С началом войны американские евреи создали Временный сионистский комитет, во главе которого встал знаменитый судья Луис Брандайс. Начался интенсивный сбор средств в помощь голодающей Стране. Но одно это, конечно, не могло решить всего комплекса проблем – требовалось вмешательство на государственном уровне. И оно было произведено посредством энергичного давления со стороны американского посла в Куште Генри Моргентау. Во-первых, ему удалось отменить решение об интернировании и депортации в Анатолию. Во-вторых, он добился упрощения дорогой процедуры получения оттоманского подданства. В-третьих, он и другие американские сионисты убедили свое правительство задействовать самый убедительный вид дипломатии: дипломатию канонерок.
Уже в октябре 1914 года у берегов Яффо появился первый военный корабль под звездно-полосатым флагом – фрегат «Северная Каролина». Он привез первые 50.000 долларов от американского еврейства. В то время США придерживались нейтралитета (в войну Америка вступила лишь весной 1917-го) и могли позволить себе игнорировать британскую морскую блокаду турецкого побережья. Вслед за «Каролиной» пришли и другие суда, а с ними – деньги и продовольствие. Всего за годы войны в Страну была переправлена огромная по тем временам сумма в миллион с четвертью долларов золотыми монетами (дабы обойти инфляцию бумажных денег) и тонны продовольствия.
Но главным, как уже сказано, было даже не это. Главным был сам факт этой поддержки. Прежде всего, евреи Страны поняли, что они не одни, что за ними стоят мощные силы, готовые прийти на подмогу даже в таких трудных условиях. Поняли это и турецкие власти: не желая портить отношений с хозяевами пока еще нейтрального флота, они вынуждены были отменить планы «армянского решения» сионистского вопроса. Наконец, поняли это и арабы Эрец Исраэль, называвшие один из американских кораблей («Теннеси»), который особенно часто появлялся на яффском рейде, «фрегат эль-яхуд» – еврейский фрегат. Вот оно как: у этих евреев теперь появились даже стальные фрегаты… – поневоле дважды подумаешь, стоит ли отправляться в очередной набег на поля Хадеры и Мерхавии, на плантации Петах-Тиквы и Реховота, на дома Тель-Авива и Тверии…
Так мы выжили – в очередной раз устояв на самом пороге небытия. К чести сионистов Нового ишува, следует сказать, что, хотя главным адресатом американской помощи были именно они, средства распределялись более-менее справедливо (47% шло в Иерусалим, то есть в кассу колелей и йешив). Увы, это не помогло Старому ишуву справиться с голодом: в самые тяжелые периоды в Иерусалиме умирало от истощения до 300 человек в месяц, и к 1918 году в городе насчитывалось более 4 тысяч сирот. В Яффо подобной картины не наблюдалось, поскольку там средства не раздавались напрямую, а использовались для создания рабочих мест и централизованного производства и распределения (так, кстати, и возник нынешний «Машбир»). Вообще, образцовая организация борьбы с голодом, эпидемиями и безработицей (Дизенгоф, Шлуш, Руппин и др.) выгодно отличала Новый ишув от Старого. Следствием этого стало то, что в послевоенный период именно сионисты стали рассматриваться как законные представители еврейского населения Эрец Исраэль. Первая мировая война вывела их на главные роли. Вторая мировая война позволила создать Государство Израиля. Третья миро… – впрочем, это пока еще впереди.
Что следует из этой истории о «еврейских фрегатах» дяди Сэмуила?
Что, во-первых, коротка память человеческая, коротка и неблагодарна. Это не значит, что мы должны соглашаться со всем, что требует от нас очередной президент Соединенных Штатов Америки. В конце концов, у Америки свои интересы, у нас – свои, и они далеко не всегда совпадают. Но президенты приходят и уходят, а совесть в веках стоит. И было бы бессовестным свинством забыть, что именно благодаря поддержке дяди Сэмуила наша шкура пребывает на наших же плечах, а не висит в качестве трофея на арабском заборе.
И что, во-вторых, не следует особенно чваниться фактом своего проживания в Стране и презрительно поглядывать в связи с этим на наших братьев в Нью-Йорке, Миннесоте, Буэнос-Айресе и Париже. Клобук не делает человека монахом, а голубенькие корочки удостоверения личности – израильтянином. Наше государство именуется еврейским прежде всего потому, что оно принадлежит евреям всего мира. Принадлежит по праву – ведь именно им, им ВСЕМ оно обязано своим существованием. Судья Брандайс и безымянный еврейский портной с Манхеттена, посол Моргентау и нищий галицийский ремесленник, минский рабочий и одесский боец самообороны вложили в это предприятие не меньше сил, пота и крови, чем создатель Хашомера Исраэль Шохат, строитель Тель-Авива Меир Дизенгоф и расхититель археологических ценностей Моше Даян. Так было, так есть и так, несомненно, будет.
Знаменитый «Крестовый поход детей» из Европы в Святую Землю состоялся в начале XIII века и закончился трагически: из десятков тысяч его малолетних участников мало кто уцелел. Почти все дети погибли от голода и лишений, а самые выносливые стали добычей работорговцев. Но не это сделало его название нарицательным – человеческая история и до, и после видела столько зверств, что гибель тридцати тысяч детей вряд ли заслуживала особого внимания. Думаю, что средневековых историков и пропагандистов привлек сильный визуальный образ. Колонна беззащитных детей, медленно бредущих к свету великой цели по пыльным дорогам бренности… – такая картина просто обречена на кассовый успех.
Но я хочу рассказать вам о другом «походе детей». Правда, его трудно назвать «крестовым» – ведь участниками этого похода были только еврейские юноши, то бишь принципиальные нехристи. Да и двигался он в прямо противоположном направлении – из Святой Земли в сторону Европы. Кроме того, заложенный в нем трагический потенциал, к счастью, не успел реализоваться. Но что нам эти детали? Главное ведь – визуальный образ, не так ли? А уж он-то точно имел место. Однако, обо всем по порядку.
При султанах, которые по традиции видели себя халифами, то есть верховными вождями исламского мира, армия Оттоманской империи формировалась исключительно из мусульман – ведь любая война, которую ведет халиф, автоматически представляет собою священный джихад. Так что евреи и христиане от службы освобождались, выплачивая взамен не слишком обременительный налог.
Но в 1908 грянула революция «младотурков», султан Абдул-Хамид II слетел с престола, и новые власти торжественно объявили о полном уравнении в правах. Одним из этих новообретенных прав стало право на армейскую службу – иными словами, теперь военнообязанными объявлялись все без исключения подданные империи. Трудно сказать, что этот подарок привел в восторг евреев Эрец Исраэль, хотя значительная их часть сохраняла иностранное (преимущественно, российское или австрийское) подданство и потому призыву не подлежала. Более того, в стране действовал режим так называемых «капитуляций», при котором иностранцы пребывали под защитой консулов соответствующих держав.
А вот что касается евреев турецко-подданных (не знаю, как у вас, а у меня это словосочетание устойчиво ассоциируется с именем Остапа-Сулеймана-Берты-Марии-Бендер-бея), то они крепко призадумались. Ешиботники Иерусалима даже вышли на специальный молебен у могилы праматери Рахели об отмене военного призыва (не правда ли, тут снова возникают ассоциации, причем совсем недавнего происхождения). Люди побогаче откупались взятками, которые, само собой, выросли многократно по сравнению с прежним налогом и достигали значительной по тем временам суммы в тысячу франков. Другие выправляли фальшивые документы об иностранном подданстве. Третьи пускались в бега: Элиэзер Бен-Иегуда с горечью писал, что новый закон грозит вовсе лишить Страну ее уроженцев призывного возраста.
В итоге, за несколько лет, начиная с 1908 года и до начала Первой мировой войны, еврейское население Страны поставило под ружье не больше чем несколько десятков солдат – в основном, выходцев из беднейших сефардских семей, которым было некуда бежать и нечем откупиться. Этот факт повергал в большое смущение тех вождей ишува, которые публично клялись в своей верности оттоманскому отечеству. Среди них выделялись лидеры социалистов (Поалей Цион) – такие, как Давид Бен-Гурион, Ицхак Бен-Цви, Исраэль Шохат и другие. Они видели будущее еврейского ишува в тесной связи с турецкой державой и писали зажигательные статьи, уговаривая молодежь действовать в этом духе, то есть принимать оттоманское подданство, записываться добровольцами в офицерские школы или как минимум отправляться на учебу в университеты Кушты и Измира (а не Парижа, Цюриха и Геттингена).
Но сторонников «оттоманивания» мало кто слушал. До войны в офицерские школы империи были приняты всего 4 (прописью: четыре) еврея из Эрец Исраэль. В силу редкости данного явления, эти герои известны поименно: Карми Айзенберг из Реховота, Авшалом Гисин из Петах-Тиквы, а также Гершон Блюм и Цви Шапира из Шафии. Рассказывают, что последний, услышав от турецкого однокашника замечание, содержавшее обычное для Кушты выражение «грязный еврей», немедленно пустил в ход кулаки и избил беднягу так, что того едва не списали с курса. Цви пошел под суд и получил бы шесть недель тюрьмы, если бы не заступничество одного из влиятельных евреев.
– Понимаете, – якобы сказал тот начальнику школы. – Этот парень родился на Святой Земле и воспитан иначе, чем здешние евреи…
Этот довод настолько удивил начальника, что он отменил наказание.
Карми Айзенберг воевал на Балканах (1912-13), а затем на Кавказе, где попал в русский плен и там умер. Авшалом Гисин во время Первой мировой служил в турецком Генштабе, а при английском мандате отвечал за охрану Петах-Тиквы и погиб на полях родной мошавы. А драчун Цви Шапира прошел всю войну на тяжелом фронте в районе проливов и, вернувшись в Страну, стал одним из создателей Хаганы.
Что и говорить, несколько десятков солдат и четыре офицера за весь предвоенный период – небогатый урожай. Впрочем, в те годы турецкие власти смотрели сквозь пальцы на систематическое уклонение евреев от призыва – прежде всего, потому, что сомневались в их боевых качествах. Однако с началом Первой мировой все кардинально поменялось. Во-первых, были отменены «капитуляции», то есть консульская защита иностранных подданных. Во-вторых, «иностранцев» поставили перед выбором: либо уехать из Страны, либо получить оттоманский паспорт и, следовательно, загреметь под ружье. И, наконец, в третьих, турки перестали снисходительно относиться к попыткам «косить» от армии, ведь большая война требовала большого количества солдат.
Я уже писал о невзгодах, которые принесла в Эрец Исраэль Первая мировая война: голод, тиф, безработица. Казалось бы, в этой отчаянной ситуации армия представляла собой спасительную возможность перейти на казенный счет, получить гарантированное пропитание и крышу над головой. Но так только казалось. В насквозь коррумпированной империи, где разворовывалось буквально всё, солдаты ходили голые-босые и часто голодали еще больше гражданских.
К этому следует прибавить и хроническое недоверие Кушты к евреям Эрец Исраэль. В принципе, трудно было ожидать другого, ведь сионисты не делали секрета из своих сепаратистских планов. Да и годы повального уклонения от военной службы не могли не сказаться. Поэтому даже те, кто добровольно записывался в армию, посылались не в военные части, а в «амалийю» – турецкий аналог стройбата. В амалийе не кормили вовсе, зато работы были крайне тяжелы. Оттуда мало кто возвращался.
Неудивительно, что военнообязанные евреи всеми силами стремились избежать призыва. Способов «закосить» было несколько – и почти все традиционные, дошедшие до наших дней. Например, записаться в священнослужители (этих не призывали). Так множество жителей четырех святых городов (Иерусалима, Тверии, Хеврона и Цфата) вдруг заделались резниками, моэлями, хазанами или синагогальными служками. Характерен и пример Кфар-Сабы, которая до 1914 года отнюдь не выглядела религиозной, а затем вдруг резко ударилась в ортодоксию: все мужчины мошавы поголовно исполняли хоть какую-нибудь, но чрезвычайно священную обязанность.
Другие спасались взятками, фальшивыми документами, бегством. Забавный момент: проще всего было тайманцам (йеменским евреям), которые, будучи пойманными и доставленными на призывной пункт, тут же объявляли себя бедуинами (а бедуинов в армию не брали). А и в самом деле, попробуй отличи: такое же гортанное арабское произношение, такая же смуглая кожа… Разве что, глаза похитрее, но в глаза еще заглянуть надо.
«Оттоманская» партия Нового ишува с болью в сердце взирала на эту кампанию уклонения, считая ее не только позорной, но и губительной для будущей еврейской автономии. Дабы спасти ситуацию, руководители Поалей Цион выдвинули идею организации чисто еврейских военных частей, предназначенных для обороны Эрец Исраэль (само собой, под командованием турецких офицеров). Расчет был прост: в этих частях можно будет обеспечить приемлемые условия службы, и уклонение прекратится.
Действуя личным примером, в проект подразделения записалась вся редакция партийной газеты «Хаахдут» в составе Бен-Цви, Бен-Гуриона, Кармона, Бренера и других. Набралось всего сорок человек. Такие же группы были собраны в Яффо и Петах-Тикве (оттуда Авраам Шапира привел 15 конников). Увы, Джемаль-паша в Иерусалиме и Хасан-бек в Яффо снова не поверили в искренность еврейских намерений. Идея добровольческих частей была зарублена на корню. Это было тем более обидно, что власти всячески поддерживали создание арабских мусульманских милиций (в ряде случаев им даже передавалось оружие, конфискованное у Хашомера и других групп еврейской самообороны).
Положение казалось отчаянным: раздраженные систематическим уклонением от призыва, турки грозили ишуву серьезными санкциями. Но не идти же помирать на строительных работах в амалийе… Спасение пришло с неожиданной стороны – от детей. Впрочем, почему с неожиданной? Разве не твердили им в гимназиях, что именно от них зависит будущее Эрец Исраэль? И гимназисты трех средних учебных заведений Страны (тель-авивская «Герцлия», а также гимназия и учительский мидраш из Иерусалима) почти единодушно приняли оттоманское подданство, откликнувшись, таким образом, на призыв лидеров Нового ишува. При этом подразумевалось, что, по прошествии года после «оттоманизации», все выпускники запишутся добровольцами в офицерскую школу в Куште.
Тогда, в начале 1915 года, казалось, что через год война закончится и можно будет спустить дело на тормозах. Пока же власти получили свое, и угроза преследований отодвинулась в неопределенное будущее. Впрочем, часть выпускников была почти сразу мобилизована и направлена в офицерскую школу в Баальбеке; среди них был и будущий министр иностранных дел Израиля Моше Шарет (тогда еще Мойша Черток). Почти все они уцелели (лишь один кадет умер от тифа). И сейчас – вот ведь как повернулось – в Баальбеке готовит своих офицеров шиитская армия Хизбаллы.
Так или иначе, но год пролетел быстро, и в Песах תרע»ז )1916( пришло время платить по векселям. Выпускники «Герцлии» исполнили обещание, представ пред сонные очи чиновников Хасан-бека. По заведенному турками обыкновению, их тут же отправили… в тюрьму. Да-да, как правило, путь турецкого призывника начинался именно там – чтоб не сбежал раньше времени. Ребятам было по 18-19 лет. Чтобы представить себе их состояние, нужно вообразить себе эту тюрьму – обнесенный высокой стеной двор, полный нечистотами, тифозными вшами и людьми, больше напоминающими диких зверей (преимущественно, иракскими арабами-дезертирами). Так начался «крестовый поход детей» по спасению чести, достоинства и самого существования еврейского ишува.
Потом было еще много чего – плохого и хорошего. Была поездка на поезде до Дамаска, долгое ожидание в тамошней пересылке, пересадка на поезд в направлении Кушты. Тогда линия Багдад-Кушта еще не была достроена, так что путешествие включало в себя тяжелый пеший переход через перевал между горными хребтами Аманус и Таурус. Если историкам и пропагандистам требуется соответствующий случаю сильный визуальный образ, то вот он: колонна наших детей, медленно бредущих по каменистым тропам к неведомому, но, несомненно, крайне неприятному личному будущему во имя будущего своей Страны.
К счастью, против всех ожиданий, офицерская школа на берегу Мармары (Мраморного моря) оказалась неплохой. Высшее начальство было немецкое, турецкие офицеры никак не выделяли евреев среди других варваров (равно презирая всех не-турок). Главные проблемы заключались в незнании турецкого языка и в крайней враждебности арабов – а они попадались и среди однокашников, и среди мелкого начальства. И снова помогло заступничество евреев Кушты: по их просьбе немецкий начальник школы объединил еврейских кадетов (числом около сотни) в одну роту, приставив к ним учителей языка и своего личного адъютанта в качестве командира.
С этим турецким офицером ребятам особенно повезло: молодой человек был умен, образован и чрезвычайно амбициозен. Он вознамерился непременно сделать вверенное ему подразделение лучшим и со временем заразил кадетов своими амбициями. Система муштры была прусской, много внимания уделялось шагистике. Довольно быстро еврейская рота превратилась в образцовую по части церемониального марша. Главный секрет заключался даже не в объеме тренировок, а в… песнях. Заунывная турецкая музыка не слишком подходит для команды «запевай!», зато песни Эрец Исраэль легли под ноги шагающей части, как влитые. «Жиру – жир!» – командовал турецкий офицер, и еврейская рота, поняв его правильно («ширу шир» – пойте песню), заводила на иврите «Ой, страна моя, страна отцов…»
Когда они строем проходили по районам Кушты, местное население сбегалось, как на концерт. А когда пришло время сдавать экзамены, кадеты волновались не на шутку, хотя успех на плацу и на стрельбище означал близкую отправку на фронт. Тем не менее, рота стала-таки лучшей по всем показателям.
Что было с ними дальше? Война подходила к концу, англичане захватили Газу, стало ясно, что Оттоманская империя окажется среди побежденных. И без того шаткое доверие турецких властей к евреям еще больше пошатнулось после раскрытия организации НИЛИ, которая шпионила в пользу Англии. Турки не без основания остерегались назначать еврейских офицеров на ключевые места, боялись предательства, дезертирства – тем более, что такие случаи действительно были. В качестве примера можно привести Дова Хоза (именем которого названы в Израиле улицы городов и поселков) – он-таки дезертировал, за что был заочно осужден и приговорен к смерти. К счастью для Дова, Оттоманская империя умерла раньше, чем успела привести приговор в исполнение.
Но эти случаи были единичными. В своем подавляющем большинстве еврейское офицерство турецкой армии с честью следовало принятой присяге. Да-да – невзирая ни на что: ни на уже определившийся исход войны, ни на обидное (хотя и понятное) недоверие командования, ни на собственные национальные устремления. Лишь в 1919 году, когда войска Антанты заняли Кушту, еврейские офицеры покинули армию – покинули упорядочено, как оно и подобает честному солдату. А именно: прибыли в столицу для оформления законной демобилизации в министерстве внутренних дел.
Впереди у них была еще масса дел. Для еврейского ишува всё только начиналось, и воинский опыт бывших кадетов пригодился немедленно. Всё только начиналось, но турецкий «поход гимназистов», наш «крестовый поход детей» на этом закончился. Впоследствии эта история не слишком афишировалась, как и вообще всё, связанное с «оттоманиванием» и сотрудничеством лидеров ишува с турками. Что, в общем, понятно: зачем вспоминать о побежденных? Куда перспективней выглядят рассказы о том, как ликующие жители Иерусалима приветствовали отряды генерала Алленби.
Но уж больно красив он, этот чисто визуальный образ щуплых еврейских гимназистов, бредущих по горной анатолийской тропе. На первый взгляд, они идут налегке (вещи погружены на мулов), но это только на первый. В действительности, эти дети несут на своих плечах наше будущее.
В предыдущих своих заметках я писал о некоторых деталях взаимоотношений ишува с Турцией. Нужно сказать кое-что и об Англии. Временами приходится слышать слова неумеренной благодарности в адрес этой тогдашней сверхдержавы. За Декларацию Бальфура ей готовы простить все, что угодно, – и Белую книгу, и «сертификаты», и убийство Яира, и потопленные суда с беженцами, и виселицы в эрец-исраэльских тюрьмах. Я же полагаю, что благодарить следует за дело, совершенное с намерением, а не за то, что называется сопутствующим (зачастую нежелательным) эффектом. Второй вариант относится к стихийным явлениям – как ураган, как ливень. Не станете же вы благодарить наводнение за то, что оно потушило пожар? Потушить-то потушило, но ведь могло и убить; так или иначе, вы и ваше благо для наводнения никто и звать никак. Вот и Декларация Бальфура (как и победа союзников над Гитлером) – явление такого порядка, благодарности не подразумевающее.
Страны Антанты начали переговоры относительно будущего побежденной Турции еще зимой 1915 года, полгода спустя после начала Первой мировой войны. Переговоры были секретными, в них принимали участие Англия, Франция и Россия. Последняя не оставляла навязчивой идеи «прибить щит на врата Цареграда», установить православный крест на куполе Айя-Софии, а заодно получить выход в Средиземное море, то есть Босфор и Дарданеллы. Довеском шло широко понимаемое Закавказье, то есть турецкая Армения и Северный Курдистан. В обмен на это Россия готова была уступить своим партнерам по переговорам все прочие части шкуры пока еще не убитого турецкого медведя.
Французам не давали покоя другие исторические мотивы: походы крестоносцев, восточная кампания Наполеона и давняя традиция покровительства христианским святым местам Ближнего Востока. Ссылаясь на это, они претендовали на Большую Сирию, в которую включали, помимо нынешней Сирии, еще и Ливан, а также Землю Израиля. Но, кроме исторических причин, имелись в виду и геостратегические, согласно которым желательно было подобраться как можно ближе к Суэцкому каналу. Поэтому Париж требовал себе практически всю прибрежную полосу Восточного Средиземноморья от Александретты до Синая. Ну, а до кучи неплохо было бы разжиться и Северной Месопотамией вплоть до границы с Персией, включая Мосул.
Но больше всего забот было у Англии – по известному принципу «чем большим владеешь, тем труднее дышать». Индия, жемчужина Британской короны, требовала постоянной охраны от других хищников. Кратчайший путь туда вел через Суэц, а значит, нужно было всегда помнить о безопасности Канала. Поэтому еще до войны британцы построили базы на Кипре, в Порт-Саиде, Александрии и в Адене. По задумке лондонских стратегов, с запада Индийский океан должна была обрамлять так называемая «красная полоса» британских колоний – от Кейптауна до Александрии. Сейчас смешно это читать, ведь хорошо известно, что Британия не удержала-таки этого несметного богатства. И неудивительно: бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Но тогда, в разгар Первой мировой, никто еще и представить себе не мог, как все обернется, а потому сильные мира того составляли планы на полном серьезе. Они морщили лбы, стараясь, чтобы было как лучше для великих держав, а в итоге получилось как всегда – на пользу евреям.
В марте 1915 года был подписан первый секретный протокол по разделу Оттоманской империи. Русские, получив свое (в виде обещаний), отвалили, оставив Францию и Англию разбираться в тонкостях толкования термина «Большая Сирия». В итоге, англичанам удалось-таки уговорить французов оставить вопрос статуса Эрец Исраэль на потом: конечно, не из-за симпатий Форейн Офиса к сионистам, а только лишь потому, что этот кусок территории представлял собой слишком удобную базу для нападения на Суэцкий канал, чтобы передавать его Франции. Это сегодня они союзники, а завтра – поди знай…
Тут следует сказать пару слов о традициях английской дипломатии. Как правило, англичане действуют по нескольким параллельным каналам, часто взаимоисключающим. Они предпочитают вести переговоры одновременно со всеми действующими лицами, что само по себе нормально, если забыть об одной детали: переговоры редко ограничиваются выяснением позиции. Для поддержания переговорного процесса всегда приходится что-то «давать» – по меньшей мере, обещания. Вот и английские дипломаты обычно дают обещания всем своим партнерам, стараясь, впрочем, формулировать их в максимально туманном виде. Ровно то же самое имело место и в ходе дипломатической игры по поводу будущего Ближнего Востока.
Одновременно с переговорами в рамках Антанты шли интенсивные контакты англичан с арабами – и, прежде всего, с шерифом Мекки Хусейном бен Али, отпрыском Хашимитской династии. Они начались летом 1915-го, после неудачного наступления турок на Суэцкий канал. Руководитель каирского офиса сэр Генри Макмаун и его представитель на переговорах Рональд Сторс предлагали шерифу (в то время еще подданному Кушты) поднять в Хиджазе восстание, обещая взамен деньги, оружие и будущую независимость. Хусейн ответил письмом, в котором изложил свои условия. Он требовал от Англии признания права арабов на независимое государство в следующих границах:
с севера – от турецких городов Адана-Мерсин и далее по 37-ой параллели до границы с Персией;
с востока – по линии персидской границы до Басры;
с юга – по линии побережья Индийского океана (за исключением Адена, где шериф милостиво разрешал англичанам сохранить свою военную базу);
с запада – по линиям побережья Красного и Средиземного морей до Мерсина.
Примерно так видели свое государственное будущее вожди арабских националистов. Макмаун ответил, что война еще в разгаре и пока рано говорить о конкретных границах, но британское правительство не станет возражать против создания независимого арабского государства на территории, которая определялась в письме как «Arabia land». Ясно, что это географическое понятие весьма туманно; его можно трактовать в духе требований Хусейна, а можно и ограничиться сугубо песками Аравийского полуострова. Однако Хусейн, как и представители «Национального сирийского комитета», с которыми также велись переговоры, требовали более конкретного ответа. Поэтому, 24 октября 1915 года в адрес шерифа Мекки было отправлено новое письмо от Макмауна – на сей раз, со ссылкой на позицию британского министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея. В письме содержалась следующая фраза: «Части Сирии к западу от округов Дамаска, Хомса, Хамы и Халеба нельзя назвать чисто арабскими, а потому они должны быть вынесены за пределы затребованных границ».
Эта формулировка чуть менее туманна, но и ее нельзя признать определенной на 100%. В дальнейшем арабы утверждали, что в письме подразумевался Ливан и более ничего – ведь именно он находится к западу от указанных округов. Англичане на это отвечали, что Дамасский вилайет (провинция) Оттоманской империи простирается аж до Акабы, а потому сэр Макмаун имел в виду не только Ливан, но и Эрец Исраэль. Именно это отметил в 1922 году Уинстон Черчилль (в ту пору министр колоний) в своем июньском письме членам делегации арабов Эрец Исраэль, когда те прибыли в Лондон требовать исполнения обещаний семилетней давности. Суммируя, Черчилль писал: «Таким образом, вся часть Земли Израиля к западу от Иордана не относится к сфере обещаний сэра Генри Макмауна».
Необходимо видеть упрямство англичан в этом вопросе в правильной перспективе. Помимо желания сохранить для себя территорию, которая казалась им важной для защиты Канала, Форейн Офис не мог обещать арабам побережье Средиземноморья еще и потому, что продолжал в тот момент пререкаться с Парижем, который пока не отказался от своего требования получить всю прибрежную полосу от Александретты до Синая. Понятно, что переговоры с арабами велись в тайне от союзников по Антанте – что неудивительно, ведь письмо Макмауна содержало, среди прочего, недвусмысленное требование о том, что новорожденное арабское государство обязано будет оставаться сателлитом Великобритании, назначит на ключевые посты английских советников, воспользуется английским (и только английским) административным опытом и проч.
Что касается шерифа Хусейна бен Али, то в дальнейшем он не выказывал своего несогласия как с английским пониманием письма Макмауна, так и с последующей декларацией Бальфура. В конце концов, споры об этом весьма небольшом клочке земли к западу от Иордана меркли по сравнению с огромностью грядущих приобретений (Хусейн видел себя ни больше, ни меньше, чем халифом всея Мусульмании, как нынешний лидер ИГ Абу-Бакр). Год спустя, в июне 1916 года в Хиджазе вспыхнуло арабское восстание под формальным руководством Хусейна и его сыновей Абдаллы и Фейсала (впоследствии королей Иордании и Ирака соответственно). Фактически восстание направляли британские офицеры.
Любопытно, что все это время Англия вела секретные переговоры со злейшим врагом шерифа Хусейна – королем наджадских ваххабитов Абу-Саудом (который впоследствии выкинул династию Хашимитов из Хиджаза и стал Саудовским королем), а также, на всякий случай, и с сионистами. Почему с ними? А вдруг пригодятся – как уже сказано, правительство Ее Величества всегда вело переговоры со всеми действующими лицами, даже самыми незначительными.
А пока, заручившись обещаниями Хусейна и, в свою очередь, пообещав ему халифат, англичане возобновили секретные переговоры с союзниками относительно финальной карты Ближнего Востока. Англию представлял сэр Марк Сайкс, Францию – ее бывший генеральный консул в Бейруте Франсуа Жорж-Пико. Присутствовала и Россия, но с ней спорных тем не было (см. выше), так что ее роль была, скорее, наблюдательной. А именно: русские наблюдали, как английская дипломатия пытается увязать свои обещания арабам с требованиями французов. Тайный договор был подписан 16 мая 1916 года.
Зеленым на этой карте отмечена зона прямого французского правления; под ней (А) – зона французского влияния. Красным – земли, отходящие к Британии, розовым (В) – зона английского влияния. Коричневым – зона международного управления, сиречь кусок Эрец Исраэль к западу от Иордана, от Цфата до Беер-Шевы .
О том, что конкретно имеется в виду под «международным управлением», решили пока не решать, оставив вопрос открытым до окончания войны. Таким образом, Англии удалось на этом этапе приостановить стремление Франции к Каналу, но до окончательного определения статуса спорной территории было еще далеко.
Сказать, что соглашение было секретным, значит не сказать ничего. О нем не знали даже английские дипломаты в Каире, которые продолжали тем временем сыпать обещаниями в адрес шерифа Хусейна. Не знала Италия – союзник по Антанте. Не знали арабы в Сирии, Ираке и Хиджазе. Не знал доктор Вейцман, который с 1916 года вел вялотекущие беседы с английского чиновниками разного уровня. Потом стали просачиваться кое-какие слухи, но слухи есть слухи. Бомба разорвалась лишь в ноябре 1917 года, после октябрьского переворота в Петрограде, когда большевики, выплачивая должок кайзеру, опубликовали «Договор Сайкс-Пико» в числе прочих сверхсекретных документов, которые находились в архиве российского министерства иностранных дел.
Турция и Германия широко использовали скандал с опубликованием договора для контрпропаганды среди арабов. Британия попала в крайне неудобное положение по отношению к своим союзникам в Сирии и в Хиджазе. Не приходится сомневаться, что, если бы большевистская революция (а значит, и публикация документов) произошла месяцем раньше, знаменитая Декларация Бальфура (датированная 2 ноября 1917 года) вряд ли увидела бы свет. Возможно, именно это имел в виду В.И.Ленин, когда говорил: «Сегодня рано»? Старался-то он, чтобы было лучше для мировой революции, а получилось как всегда – на пользу евреям.
Смысл этого документа ясен из вышеизложенного. Его появление продиктовано отнюдь не заботой о евреях и даже не попыткой получить поддержку американских сионистов с целью активизации участия Америки в войне. Куда логичней рассматривать Декларацию как прямое продолжение политики Англии в регионе – политики сдерживания как французов, так и арабов в вопросе получения контроля над ключевой (с точки зрения безопасности Суэцкого канала) территорией. Это требовало немалых дипломатических усилий. И французы, и арабы заявляли о своем обоснованном праве на Большую Сирию. И те, и другие включали в это понятие Эрец Исраэль. И те, и другие были важными союзниками Англии, и ссора с ними не входила в ее планы. Главная проблема заключалась в том, что отказ арабам в праве на Большую Сирию означал автоматическую передачу этого права французам, и наоборот. А прямое объявление этого района зоной английского влияния было бы справедливо расценено союзниками как односторонняя, ничем не оправданная мера.
Найденный англичанами ход решал проблему с элегантностью, присущей британской дипломатии в целом. Они просто вычленили спорный район из территории Большой Сирии, а затем уже со спокойной душой обещали эту Большую Сирию обоим союзникам. Иными словами, выделение Эрец Исраэль в самостоятельную территориальную единицу (без которого, скорее всего, впоследствии не получилось бы Израиля) произошло исключительно благодаря хитрецам из Форейн Офиса. Старались-то они, чтобы было как лучше для Ее Величества, а получилось как всегда – на пользу евреям.
Иными словами, британский план предусматривал двухступенчатое решение проблемы. Во-первых, объявить спорный кусок ничейным, международным, а, во-вторых, практическими шагами (в том числе, и шагами английских солдат) склонить эту мнимую «международность» в сторону не чьего-либо, а именно британского управления. Декларация Бальфура стала одним из таких практических шагов: Форейн Офис был просто обязан найти себе союзников в Эрец Исраэль – тех, кто встречал бы цветами генерала Алленби, тем самым подчеркивая желательность именно английской «международности».
Только этой и более никакой цели Декларация Бальфура обязана своим появлением. Об этом свидетельствует типично английская уклончивость этого документа, туманность его выражений. «Национальный очаг» – что это?.. государство?.. автономия?.. плита с двумя духовками для мясного и молочного? «В Палестине» – это где – во всей Палестине?.. или в той ее части, которая определена Договором Сайкса-Пико?.. или на территории еврейских поселений? И что понимается под «нарушением гражданских и религиозных прав нееврейских общин»?
Грубо говоря, Декларация Бальфура не обещала евреям НИЧЕГО конкретного. И, тем не менее – помимо, а то и вразрез с желаниями ее составителей – она сыграла поистине выдающуюся роль в образовании Израиля. Как Эрец Исраэль была впервые за две тысячи лет ВЫДЕЛЕНА из другой, неважно какой, Большой Державы, обретя, таким образом, самостоятельный статус, так и сионизм впервые с момента своего появления был ВЫДЕЛЕН из общей толпы в качестве пусть маленького, пусть незначительного, но самостоятельного игрока – наряду с такими важными персонами, как бедуинский шериф Мекки и ваххабитский королек. Думали ли об этом лорд Бальфур, Форейн Офис и прочие стихийные (с нашей точки зрения) силы? Вряд ли: они играли свою сложную Большую игру, и в этой игре 60 тысяч евреев Эрец Исраэль не были даже пешкой. Они старались, чтобы было как лучше для Британской Империи, а получилось как всегда – на пользу евреям.
Бейт-Арье,
2014