Знаете ли вы, что такое «капитуляции»? И какое отношение к этому понятию имеет знаменитый Йоэль-Мойше Соломон – один из семи смельчаков, впервые отважившихся построить дома за крепостной стеной Иерусалима, нашей вечной столицы, День освобождения которой мы отмечаем сегодня? Если нет, то поезжайте в Одессу, на Привоз. Поезжайте и спросите, и вам расскажут. Хотя, нет, та Одесса уже не на Привозе, так что, увы, рассказывать придется мне.
Так вот, друзья, отставьте на время привычные ассоциации (типа «хенде хох» и «гитлер капут»). Словом «капитуляции» обозначались в XIX веке особые договоры, заключенные между Оттоманской империей и европейскими (а затем и американскими) державами. Эти договоры предоставляли гражданам оных держав особые права на территории Турции, во многом выводя их (граждан) из области действия местной юрисдикции. Собственно, первые капитуляции были заключены тремя столетиями раньше, но нас-то интересует именно вторая половина позапрошлого века – вплоть до 1914 года, когда вышеупомянутый особый статус был окончательно отменен правительством младотурков.
Да-да, отменен раз и навсегда, но тогда, в 70-е и 80-е годы XIX века мировой войной еще даже не пахло. И на одесской пристани, откуда уходили в Святую Землю пароходы с русскими паломниками и еврейскими переселенцами Первой волны, очень хорошо представляли себе значение этого слова – «капитуляции». Скажу больше: есть и сейчас немало историков, которые на полном серьезе утверждают, что, не будь капитуляций, не было бы и еврейских поселений, а значит – и волн алии, а значит – и самого Государства Израиля. Что, конечно, вряд ли: сдается мне, что тут замешан совсем другой договор, куда более древний и авторитетный, хотя и тоже именуемый нерусским словом «брит».
На практике капитуляции осуществлялись посредством консульских представительств, которые действовали в тех городах и районах Турции, где та или иная европейская держава полагала необходимым защищать свои интересы. Полномочия консулов простирались достаточно далеко, причем отнюдь не ограничивались юридической поддержкой заезжих соотечественников. Консулы пользовались правом открывать (на суверенной территории Оттоманской империи!) почтовые отделения своих стран, учреждать банки и школы, обеспечивать практически автономное управление соответствующими религиозными учреждениями (монастырями, церквями, объектами православной, католической, лютеранской собственности). Их влияние в провинциях было чрезвычайно велико: местные турецкие чиновники прекрасно знали, каким огромным весом обладают послы Франции, Британии, Германии, Австро-Венгрии в столице Высокой Порты, пребывающей в то время уже за гранью финансового краха и безнадежно ослабленной мамлюкскими, крымскими, балканскими войнами.
Не составлял в этом смысле исключения и Иерусалимский санджак – особый округ, включающий в себя, помимо собственно Иерусалима, Яффо, Газу, Рафиах, Хевронское нагорье, большой кусок Негева вплоть до Кадеш-Барнеа, южную часть Иорданской долины и все западное побережье Мертвого моря. Напротив, именно сюда, в средоточие мировых религий и место всеобщего паломничества, державы назначали наиболее способных и энергичных консулов. Трудно было переоценить их значение, когда требовалась защита от здешних мусульманских элит, всесильных шейхов или произвола насквозь коррумпированной системы турецкого правосудия.
Неудивительно, что жители Эрец Исраэль – в том числе и евреи – стремились всеми правдами и неправдами заполучить европейское гражданство и таким образом заручиться могущественной защитой на случай беды. Нельзя сказать, что консулы способствовали заселению Страны первыми сионистами. Нет, крупные державы относились к еврейским мечтам с понятным равнодушием, и, уж конечно, о целевой поддержке сионистов речи вовсе не шло. Однако оказание помощи соотечественникам было для консулов вопросом престижа, открытого соревнования между соперничающими коллегами: кто лучше защищает «своих», тот и сильнее.
Были среди консулов и такие, кто негласно сочувствовал сионистским идеям. В их числе следует особо упомянуть Диксона, британского консула в Иерусалиме (1891-1906), а также чиновников-евреев Хаима Амзалега (заместителя консула Британии в Яффо) и Яакова Хай-Або (заместителя французского консула в Цфате). Противоположным примером может служить откровенный антисемит Мэрилл, какое-то время представлявший интересы США в Иерусалиме. Хотя, с другой стороны, его сохранившимся запискам нельзя отказать в известной проницательности.
«Наилучший способ уничтожить евреев, — пишет этот достойный человек, — заключается в том, чтобы действительно собрать их всех вместе в Эрец Исраэль и оставить там без какой-либо поддержки и надзора культурных стран. Тогда они очень быстро сожрут друг друга…»
Неплохо, правда?
Впрочем, мистеру Мэриллу оставалось лишь злобствовать впустую: его непосредственным начальником, то есть послом США в Куште, был известный филосемит Льюис Уоллес, автор нашумевшего исторического бестселлера «Бен Гур». А сменили Уоллеса и вовсе чистокровные евреи – Оскар Штраус и Шломо Гирш, которые никогда не делали секрета из своих сионистских симпатий.
Но вернемся к нашему герою Йоэлю-Мойше Соломону, основателю первого внешнего иерусалимского квартала «Нахлат-Шева (Делянка семерых)» (1869) и Петах-Тиквы (1878), матери эрец-исраэльных мошавов. (Квартал Монтефьори (1860) не в счет, ибо все-таки основан был не жителем Иерусалима, а чужаком). Записывая на свое имя земли будущей Петах-Тиквы, Йоэль-Мойше заблаговременно озаботился тем, чтобы выправить себе иностранное подданство, ибо прекрасно представлял себе уровень грядущих проблем. Оные не замедлили проявиться уже на этапе строительства первых домов.
Строго говоря, турецкие чиновники действовали строго в рамках закона: евреям запрещалось строиться в сельской местности без особого на то дозволения. К примеру, переселенцы Хадеры из-за этого запрета были вынуждены в течение нескольких лет ютиться в полуразрушенном караван-сарае и в итоге едва не вымерли все поголовно от малярии. Поэтому Соломон добыл разрешение обманом, что и было обнаружено турками сразу по завершении строительства. Дело передали в суд. Главой санджака был в ту пору некто Рауф-паша, странная птица в турецкой служебной иерархии, где бакшиш требовалось платить буквально всем – от кошки привратника до великого визиря. Рауф-паша взяток не брал в принципе; возможно, поэтому его и назначили в Иерусалимский санджак – демонстрировать иностранцам турецкую неподкупность.
Взяв дело незаконной еврейской мошавы под личный контроль, он добился-таки желанного решения: дома подлежали немедленному сносу. В любом другом случае вопрос решился бы посредством бакшиша, но, как уже сказано, Рауф-паша не брал взяток и, зная этот грешок за всеми остальными, лично наблюдал за исполнением приговора. Вот тогда-то Йоэль-Мойше Соломон и отправился к германскому консулу доктору Райтцу, ибо догадался записаться не куда-нибудь, а именно в соотечественники железного канцлера Отто фон Бисмарка.
Консул Райтц был известен своим столь же железным, педантичным, чисто немецким рвением. Там, где другие дипломаты уже давно уступили бы, он ни на пядь не сдвигался с защищаемых позиций. Возможно, это объяснялось тем, что у Германии не было таких давних традиций присутствия на Ближнем Востоке, какими могли похвастаться ее английские и французские соперники. Так или иначе, но Райтц немедленно встопорщил имперские усы и отправился к Рауф-паше. Его официальный запрос был сформулирован следующим образом:
«По какому праву турецкие власти собираются разрушить дома германского квартала»?
Да-да, именно так, ни больше, ни меньше.
Честный бедняга Рауф-паша выкатил глаза от изумления.
«Германский квартал?! – возопил он. – Где вы увидели германский квартал, доктор Райтц? Речь идет о русской колонии!! Русской! Зачем вам, немцу, защищать своих русских соперников?»
Нужно отметить, что неподкупный турок снова ни на йоту не погрешил против истины: на болотистых берегах Яркона действительно жили – вернее, пытались выжить два-три десятка российских евреев, едва ли не до смерти заморенных голодом, погодными невзгодами и малярийными комарами. Но железный доктор Райтц лишь усилил нажим.
«Коли так, — сказал он, надменно распрямив свою прусскую спину, — я немедленно отправляюсь в другой германский квартал, в Яффо. Уверен, что его жители сочтут своим долгом с оружием в руках прийти на помощь своим несправедливо ущемляемым братьям!»
Консул, конечно же, имел в виду действительно германскую Сарону – колонию натуральных немецких лютеран-темплеров к северу от Яффо.
В итоге, Рауф-паша вынужден был уступить. Дело передали в апелляционный суд Иерусалима, а после того, как тот подтвердил решение яффского судьи, — в верховные инстанции Кушты. Там доктор Райтц подключил к делу влиятельного германского посла, и эпопея завершилась решительной победой арийского духа: еврейские дома остались стоять. Нет никаких сомнений, что если бы Рауф-паше удалось тогда исполнить задуманное, юная Петах-Тиква не пережила бы такого удара – во всяком случае, в этот, довольно тяжелый для поселенческого движения период. А так – любо-дорого посмотреть: ныне бывший «германский квартал» разросся аж до 36 квадратных километров, и проживают в нем больше 215 тысяч жителей, и вид у них отнюдь не заморенный, хотя недавняя российская принадлежность многих по-прежнему сквозит в их речах и поступках.
Вот такая забавная история о капитуляции, о консулах, о неподкупном Рауф-паше и о железном арийском духе, вовремя впряженном в еврейскую колымагу усилиями неукротимого энтузиаста Йоэля-Мойше Соломона. На этом можно было бы и закончить, если бы не один оставшийся невыясненным вопрос, который так и просится на ваш язык. Нет, не просится? Ну ладно, тогда я сам спрошу: а что же российский консул? Где он во всей этой истории про капитуляции? В самом деле, были ведь здесь и русские консулы. Почему же они не защищали интересы своих многочисленных подданных (всем Франциям-Англиям-Италиям-Германиям-Австриям вместе взятым такие огромные толпы соотечественников даже не снились)? Почему? Да все потому же: жиды патамушта, кому они на хрен сдались?
Говорят, как-то российский консул все же поинтересовался у Рауф-паши относительно все той же многострадальной Петах-Тиквы. Турок улыбнулся и пожал плечами:
«Уж вы-то, русские, хорошо знакомы с этим разрушительным еврейским элементом, — сказал он. – Не зря ведь Россия накладывает на евреев такие ограничения. Ясно, что вы спите и видите, как бы поскорее от них избавиться. Зачем же вы задаете мне такие вопросы?»
Другая «помощь» российского консула еврейским переселенцам выражалась в тесном сотрудничестве с турками в деле выявления нелегальных иммигрантов (въездная виза выдавалась сроком только на три месяца). Арестами нелегалов занимались — совместно с турецкими полицейскими — российские кавказцы, служившие при своем консульстве. Во время кровавых столкновений в мошаве Кастины (Беэр-Тувия) российские подданные-евреи, попробовавшие было обратиться за защитой к консулу России в Яффо, натолкнулись даже не на равнодушный, а на откровенно враждебный прием.
В 90-е годы глава «Ховевей Цион» в Эрец Исраэль доктор Гилель Яфе сделал последнюю попытку изменить это противоестественное (в глазах стороннего наблюдателя) положение. В ответ на предложение сотрудничества российский консул не сказал «нет», но выдвинул ряд заведомо невозможных условий, таких как ежегодный подушный налог в 50 франков (сумма, сравнимая с ежемесячным пособием на семью) и возврат в Россию для исполнения воинской повинности. На этом переговоры закончились. Когда десять лет спустя Менахем Усышкин, не подумав, записал на свое имя предназначенный для поселения участок земли, Герцль справедливо упрекнул его в легкомыслии: «ведь известно, что собственность российского подданного не может рассчитывать на консульскую защиту»…
Бейт-Арье,
2014