Не верьте, если вам скажут, что на свете есть один Париж.

Их два.

Первый красив – второй омерзителен.

Первый содержит Лувр, Тюильри и Елисейские поля – второй воняет мочой, экскрементами и словечком merde, вставляемым через две фразы на третью.

Первый прекрасен Большими бульварами – второй гордится большой кровью ВФР, что почему-то переводится как «Великая Французская Революция», в то время как надо бы: «Великая Французская Резня», ставшая первым примером и рассадником отвратительной левой чумы.

Первый возводит кафедрал Нотр-Дам – второй поджигает его.

Первый дышит императорским величием – второй славен потными промежностями аляповато-блевотного канкана.

Первый помнит Декарта, Гюго и Модильяни – во втором беснуется зверская полуграмотная чернь, во всех смыслах этого слова.

Первый когда-то был синонимом вкуса – второй отвращает убогой пошлятиной.

Первый поет голосами Оперы и «Олимпии» – второй оглушает воплями охамевших сынов Магриба и Западной Африки.

Первый привечает вас в кафе и бистро Монпарнаса – второй вырывает у женщин сумочки в душном хулиганском метро и под опорами Эйфелевой башни.

Первый освящает память о Жанне, короновавшей своего короля – второй коронует свою дpaг-quееn и обожает глянцевую грязь гeйпаpадoв.

Первый притягивает к себе магнитом – из второго хочется бежать очертя голову.

И, знаете, чем дальше, тем меньше там первого и больше второго. Вчерашняя чудовищно безвкусная драг-мистерия с отрубленными головами, вихляющими задницами тpaнcов, обосранным Джизуcoм и позолоченными девушками с советским веслом напомнила об этом яснее некуда. И небо с полным на то основанием рефлекторно пыталось смыть эту пошлую гадость благодатным дождем. Но не смогло – гадости было слишком много.

Бейт-Арье,
июль 2024