В последнее время стало модно атаковать демократию как систему управления обществом. Ее объявляют едва ли не основной причиной кризиса современной цивилизации. Во многом это является результатом путаницы понятий. Хороший пример тому можно найти у Юлии Латыниной, которую некий бодрячок-телеведущий, с ее, впрочем, согласия, определил как «одного из главных борцов с демократией». Вот что пишет Латынина в своей программной статье на эту тему: «Европа исповедует социал-демократические, левые ценности — всеобщее избирательное право и социальные гарантии».
Эта фраза сформулирована неверно с понятийной точки зрения: всеобщее избирательное право является сугубо демократической, а отнюдь не исключительно левой (или социалистической, что, по большому счету, одно и то же) ценностью. И право это действует при любой демократии – в том числе и консервативной, отрицающей социалистический принцип «отнять и поделить». Тем не менее, Латынина предпочитает валить всё в одну кучу. Ее логика при этом такова: там, где большинство населения – неработающие люмпены, демократически избранное правительство будет выражать интересы люмпенов, то есть вышеупомянутое «отнять и поделить». А коли так, то следует отнять у люмпенов избирательное право и поделить его между налогоплательщиками. (Вы, конечно, тоже обратили внимание на знаменательное терминологическое сходство между социалистами и Юлией Латыниной, не так ли?)
Другой, очень похожий пример взят из недавней дискуссии, где один из моих оппонентов объявил демократию причиной недавнего краха Детройта. Здесь налицо все та же путаница понятий: к банкротству город привела отнюдь не демократия, но социалистические принципы формирования и распределения городского бюджета, а также характерное для левых потакание люмпенизированным слоям населения и коррумпированным профсоюзам. Кто-то скажет: это так, но социалисты пришли к власти посредством демократических выборов. Этот аргумент напоминает мне вечный козырь, который неизменно вытаскивают из рукава критики демократии: другие печально известные социалисты (Гитлер и Муссолини) тоже оказались у руля в результате народного демократического волеизъявления. Ну и что? Наверно, даже зубной щеткой можно убить человека, но значит ли это, что следует перестать чистить зубы? Демократия – не более чем инструмент, и результаты ее применения, как и результаты применения любого инструмента, зависят от умения и воли применяющего.
Любопытно, что тот же метод навешивания на шею демократии абсолютно посторонних, несвойственных ей вериг столь же обильно применяется и противниками Латыниной по политическому дискурсу: левой социалистической шоблой. Левые отождествляют демократию с собой, назначая в ее неотъемлемые спутники всевозможных уродливых чудищ: политкорректность, «исправляющую» дискриминацию, верховенство неизбираемой судебной власти, мультикультурализм и прочие орудия своего тоталитарного арсенала. Забавно, не правда ли? И социалисты, и Латынина цепляют к демократии одни и те же мерзкие левые тряпки, хотя и с диаметрально противоположными целями: первые – дабы обелить грязь, вторая – дабы очернить чистое.
А если сколупнуть наслоения словесного и понятийного мусора, то останется чрезвычайно простое определение, не имеющее ничего общего ни с враньем левой шоблы, ни с вполне разделяемым мною отвращением Ю. Латыниной к люмпенам. Демократия — это система управления обществом, основанная на трех необходимых и достаточных принципах: 1) неограниченная свобода слова, 2) право каждого гражданина избирать в органы власти, 3) право каждого гражданина избираться в органы власти.
Ее практические воплощения могут быть самыми разными, в большей или меньшей степени соответствуя трем перечисленным принципам. Ясно, что технически невозможно избирать все органы власти, поэтому применяется делегирование избирательных полномочий, то есть выборы превращаются в непрямые. В то же время делегация полномочий сплошь и рядом вырождается в узурпацию власти теми или иными кликами. Как пример, можно привести систему так называемых «общественных комиссий», которые ведают в Израиле вопросами назначения судей, средствами массовой информации, культурными фондами и множеством других вопросов. Состав этих комиссий избирается крайне ограниченной группой из числа членов этой группы, то есть является типично олигархической, антидемократической структурой. В соответствии с этим и демократия в Израиле должна быть признана ущербной.
Может нарушаться и важнейший принцип свободы слова; обычно это происходит под маркой запрета пропаганды идей, признанных властью опасными для общественного здоровья. Но кто поставлен определять справедливость подобных запретов? Свободы слова не бывает чересчур много – любое ее ущемление в общественном (то есть принадлежащем всем членам общества) пространстве автоматически означает ущемление демократии. Величайшей демократией в мире Америку делает не избирательная система, а Первая поправка, гарантирующая абсолютную свободу слова.
Почему она так важна, эта свобода? Для ответа на этот вопрос нам придется разобраться в другом: почему именно демократия (в отличие от любых форм диктатуры и олигархии) является предпочтительной системой управления обществом? Причина проста: человеческое общество обречено оставаться саморегулирующейся ретроактивной системой. Что это значит?
Когда мы имеем дело с неорганическим миром или даже с популяцией животных, всегда можно выделить ряд физических (или, соответственно, поведенческих) законов, на основе которых с высокой степенью точности прогнозируется будущее. Камень падает вниз и сейчас, и во времена Галилея, и до него. Самка всегда защищает детеныша. Так было, есть и будет.
Человек, в отличие от камня и животного, обладает сознанием и свободой воли. Применительно к его общественному поведению это означает следующее: осознав общественную закономерность, человек (а вместе с ним и общество в целом) меняет образ своего поведения в направлении лучшего приспособления к этой закономерности и тем самым меняет саму закономерность. На практике это означает одно: принципиальную невозможность построить систему неизменных законов во всем, что касается человеческого общества. Эта материя меняется немедленно по мере ее осознания.
По этой причине терпят неминуемое поражение все социальные, экономические, культурологические общественные теории. Ученые профессора горазды объяснять «что и почему», но только постфактум; относительно будущего они бессильны. Что и как случится с камнем, знают со стопроцентной определенностью все. Но что случится с обществом, не знает никто. Как же происходит развитие цивилизации?
Цивилизация развивается посредством естественной эволюционной саморегуляции, методом проб и ошибок – единственно действенным в ситуации, когда невозможно ничего предсказать заранее. Общество постоянно реагирует на мельчайшие изменения реальности, исправляя оплошности и вновь вытягивая в неизведанное свои осторожные щупальца. Судите сами, годится ли для такой модели диктатура или олигархия. В режиме диктатуры обществу приходится полагаться на волю единоличного правителя, в режиме олигархии – на коллективный разум ограниченной группы единомышленников. Но, как уже сказано выше, управлять этой зыбкой изменчивой стихией может лишь она сама, и никто другой, будь он хоть семи пядей во лбу.
Если нам не ведомы пути будущего, то неведома и ценность отдельных компонентов общества: как знать, возможно, крайне необходимым для его дальнейшего развития является именно вон тот люмпен на углу, а не тот булочник в булочной или тот политик в кабинете. Поэтому самой разумной тут представляется такая модель управления, которая менее всего насилует общество, менее всего мешает ему нащупывать дорогу, позволяет по возможности всем общественным силам принять участие в этом процессе. Иными словами – демократия. Свобода слова в этой модели позволяет каждому голосу быть услышанным и оттого важна чрезвычайно. Всеобщее избирательное право дает каждой идее шанс реализовать себя на практике и оттого важно не менее, чем свобода.
Просто, не правда ли?
До этого мы обходились минимальным количеством примеров, да и те, что приведены, служат скорее образной иллюстрацией, а не методом доказательства. Должен заметить, что это совсем не характерно для спора «демократия vs диктатура»: обычно он сопровождается множеством басен, цитат, имен и исторических анекдотов, в море которых немедленно тонет вышеописанная простая суть. В ответ на проклятия в адрес диктатур Сталина-Гитлера, чьи соединенные усилия не оставили от Европы и от России камня на камне, Латынина и ее соратники козыряют «прогрессивными» тиранами Франко, Салазаром и Пиночетом, которые, дескать, спасли свои страны от ужасов демократии. Что, конечно же, очень спорно, ибо три последних узурпатора действовали отнюдь не против демократии, а против установления еще более жестких, тоталитарных социалистических диктатур. А потому и рассматриваться должны в ином контексте: не «демократия vs диктатура», а «консервативная диктатура vs диктатура социалистическая».
Но самым любимым примером антидемократов является, без сомнения, Сингапур и диктаторский режим, установленный там Ли-Кван-Ю, утонченным выпускником Кембриджа. Именно Сингапур представляется Ю. Латыниной и ее сторонникам едва ли не идеальным образцом общественного устройства. Подавляющее большинство этих сингапурофилов в жизни там не бывали, а если и бывали, то мимоходом, в качестве туристов (а, как известно, туристическим впечатлениям верить не стоит). Тем не менее, восторг, почерпнутый из статей и фотографий, иллюстрирующих сингапурское чудо, настолько велик, что любители «просвещенной диктатуры» готовы переселиться туда хоть сейчас.
«Там чисто! – вздыхают они, и глаза их подергиваются мечтательной дымкой. – Там нет голодных! Там нет безработицы!»
Честно говоря, меня это мало убеждает, ведь ровно то же самое можно сказать и о тюрьме: чисто, кормят и работой обеспечивают. Куда больше беспокоят сведения о тамошней жестокой цензуре, телесных наказаниях, смертных казнях, дотошной до тошноты регламентации повседневной жизни и правящей вот уже полстолетия партии, регулярно получающей свыше 90% мест в парламенте. Впрочем, возможно, я просто чего-то не понимаю, если есть достаточно много людей, которым всё это нравится.
Да и вообще, до начала этих споров Сингапур был мне практически неизвестен. Ну, разве что, по надписи на печатаемых там микросхемах Texas Instruments (некогда я лепил из них простые электронные устройства) и по старой песне незабвенного Александра Вертинского. Помните? – «В бананово-лимонном Сингапуре, в БУРе…»
БУР, если кто не знает, «барак усиленного режима». Или, в переводе с русско-лагерного на русско-человеческий, карцер.
К сожалению, я не знаком с Юлией Леонидовной Латыниной, но ее тексты и выступления свидетельствуют о характере независимом, с ярко выраженным, возможно, даже гипертрофированным чувством собственного достоинства. Это заставляет меня предположить, что она вряд ли смирится не то что с карцером, но даже с минимальной цензурой. А что касается имущественного/налогового избирательного ценза… — тут ведь вот в чем закавыка: если барьер введен в принципе, то ничто не мешает двигать его в сторону повышения. Что обычно и случается. По-видимому, личные доходы Юлии Леонидовны гарантируют ее от выпадения из списка избирателей, но я уверен, что этого никак нельзя сказать о большинстве ее скромных коллег-журналистов. Согласится ли она дефилировать к избирательной урне вдоль длинного ряда друзей, попавших в лишенцы? Нет-нет, что-то тут не додумано, уж больно много неувязок.
Что касается меня самого, то тут можно не сомневаться: на карцер я не соглашусь ни при каких условиях, пусть даже там чисто и хорошо кормят. Лучше уж голодным и с люмпенами, зато на свободе. Презираете, да? Ладно, презирайте: что с меня, дурака, взять – демократ, одно слово.
Бейт-Арье,
2013