Давайте попробуем подробнее разобрать «опальное» стихотворение Рудьярда Киплинга о Иерусалиме и реакцию на него – как нас с вами, так и действующих лиц драмы (или фарса?) 1943 года (вдовы поэта, лорда Вебба-Джонсона, ПМ Великобритании Уинстона Черчилля и Президента США Ф.Д. Рузвельта). Судя по неоднозначности читательских комментариев, это может оказаться полезным.
Итак, что имел в виду Киплинг? Любой дежурный адвокат «Антидиффамационной лиги», призванный вылавливать проявления юдофобии в потоке литературной и новостной информации галутных стран, немедленно укажет на целый ряд т.н. «антисемитских стереотипов». Вот они, один к одному:
1) стремление евреев пристроиться где лучше и где сытнее: в то время как Исмаил остается верен своей пустынной родине, сыны Израиля отправляются искать джобы и пропитание (employ and food) в богатый Египет.
2) вредоносно размножившись и распространившись (plaguey multitude), евреи опостылевают местным: как Рамзес, так и Кир выгоняют их, соответственно, из Египта (with curses) и Вавилона (sent them back anew).
3) в течение всей истории (ages passed) евреев не любили (in hate and fear) в каждой области, куда они попадали (every realm they wandered through), что закономерно обрекало их на страдания и гонения (robbed and tortured, chased and slew).
4) евреям свойственна явная амбивалентность: рабское уничижение – с одной стороны и бунтарский пророческий дар – с другой (half seer, half slave), причем второе сопровождается в последние века особенной революционной активностью (stood beside each tyrant’s grave).
5) евреи повсюду (from Riga to Jerusalem) копят деньгу (amass their dividends).
6) однако они еще и опасны: не рекомендуется попусту связываться с евреями (it does not pay to interfere with Cohen) – если ты, конечно, не Гунн (известно, что ненавистные Киплингу германцы всегда были для него синонимом гуннской безрассудной дикости).
Понимаю, что для вышеупомянутого адвоката всё это служит непременным поводом для жалобы в полицию политкорректных нравов. Еще бы: подобные вещи – его raison d’être, он за это деньги получает. Но нам-то с вами, друзья, пока не платят по-жалобно. И тоталитарные оковы политкорректности еще не звенят на наших щиколотках и запястьях. А коли так, то с какого, спрашивается, перепугу мы ищем (и даже находим!) в перечисленных выше стандартных стереотипах признаки антисемитизма? Они потому и стереотипы, что свойственны ОБЩЕМУ взгляду на евреев. Да, гои видят нас именно так – примерно все гои. Да и сами мы нередко повторяем подобные утверждения, не видя в них ничего из ряда вон выходящего.
Да, изложенный Киплингом «Краткий курс еврейской истории» грешит вопиющей поверхностностью. Да, можно легко возразить ему – как на основе исторических аргументов, так и опираясь на более-менее почитаемую им Книгу. Но суть обсуждаемого стихотворения кроется совсем в другом. Торопливо, кое-как, на живую нитку скроенный исторический фон служит поэту для демонстрации нескольких чрезвычайно важных – я бы даже сказал – пророческих утверждений.
Стереотипный фон для Киплинга – стена, на которой он пишет поистине огненные слова. Поразительно, но эта надпись начисто ускользнула от внимания многих читателей, впервые ознакомившихся с киплинговским текстом. Подумаешь, мене-текел-упарсин! Стена-то, стена не белена! Друзья, да вы что? Перечитайте-ка стихотворение снова и на этот раз попробуйте разглядеть в нем действительно мощный лес, а не кривую березу, трухлявый пень и две гнилые сосны.
1) сквозная нить, рефрен стиха – неразрывная связь сынов Израиля с Иерусалимом. Киплинг прямо называет рассеянных по всему миру евреев «изгнанниками Иерусалима» (outcasts of Jerusalem). Вдумайтесь: он дает это имя людям, которые видеть не видели Иерусалима на протяжении двух тысячелетий! Более того: он утверждает эту связь, имея весьма ограниченное (если вообще какое-то) понятие о еврейской традиции!
2) в понимании Киплинга связь евреев с Иерусалимом имеет не только исторический характер (по месту рождения и по фактам их неоднократного воссоединения после изгнаний и разрушений), но и ярко выраженную духовную составляющую. Даже в своей социалистической ипостаси, стоя у могил поверженных ими тиранов, они «шепчут о Иерусалиме» (whispered of Jerusalem).
3) Киплинг видит в евреях реальную, упрямую, древней закалки мощь (the aloof, unleavened blood of Ur), которая преодолела столетия гонений, не собирается уходить со сцены и связана неразрывной пуповиной именно с Иерусалимом (broods steadfast on Jerusalem).
4) понятно, что волк, бродящий вокруг занятого чужаками родного логова (the wolf without Jerusalem), смертельно опасен для тех, кто неосмотрительно продолжает удерживать кровную волчью собственность (тут, в скобках, следует заметить, что волки для автора «Маугли» – отнюдь не отрицательные персонажи). У Киплинга нет сомнений по поводу исхода этого противостояния – о чем он по ходу дела и предупреждает потомков Исмаила.
5) почему «по ходу дела»? Потому, что судьба арабов волнует автора намного меньше, чем судьба всего человечества в целом (burdened Gentile o’er the main). Потому, что страсть евреев к Иерусалиму разрушительна еще и для других народов – для ВСЕХ других народов. Потому, что ВСЕ другие народы вынуждены нести на своих плечах (must bear the weight of Israel’s hate) БРЕМЯ ИЕРУСАЛИМА, бремя еврейской ненависти, пока еврейский волк не вернется наконец – с триумфом! – в свое логово (Because he is not brought again / In triumph to Jerusalem).
Это и есть истинный смысл стихотворения, смысл киплинговского пророчества.
– Не стойте на пути евреев, – предупреждает Киплинг. – Бремя Иерусалима непосильно ни для отдельно взятого гоя (народа), ни для человечества в целом. Эту непомерную тяжесть могут нести на своих плечах ТОЛЬКО евреи. Отдайте им Иерусалим – иначе будет плохо ВСЕМ. Иначе еврейская страсть и еврейская ненависть сметут в конечном итоге все препятствия на своем пути в родное логово. Не сегодня – так завтра. Не завтра – так послезавтра. Не послезавтра – так в отдаленном будущем. Потому что безжалостная древняя кровь Авраама, кровь халдейского Ура умеет не только ненавидеть и любить – она еще умеет и ждать, ждать веками, ждать, сколько потребуется.
Теперь скажите – разве это сионистский взгляд на вещи? Конечно, нет. Огненные слова киплинговского пророчества не имеют ничего общего с сионизмом, так же, как и стена стереотипов, на которой они написаны, не имеет ничего общего с антисемитизмом. Это всего лишь трезвый взгляд на вещи – взгляд гоя, гениальной поэтической интуицией прозревшего суть вещей – в данном случае, суть явления «евреи» в современном ему мире.
Как должна была воспринять этот текст миссис Киплинг, обнаружившая его в письменном столе усопшего мужа? Несомненно, она сразу поняла взрывной потенциал стихотворения. Могущественному в то время (1936) сионистскому лобби Британии (где блистали тогда такие мощные фигуры, как бывший ПМ Дэвид Ллойд-Джордж, будущий ПМ Уинстон Черчилль и действующий ПМ Рамси Макдональд) вряд ли пришлись бы по вкусу «антисемитские стереотипы». Напомню: речь идет о времени Комиссии лорда Пиля, чьи просионистские рекомендации о разделе Эрец Исраэль превзошли самые смелые ожидания Вейцмана и Бен-Гуриона. До резкого поворота британской ближневосточной политики и ознаменовавшей его печально известной Белой Книги 1939 года оставалось еще несколько лет.
Но и потом, в 1943 году, когда премьер-министр Черчилль впервые прочитал злосчастное стихотворение, оно должно было испугать его ничуть не меньше. С «антисемитскими стереотипами» он еще мог бы как-то ужиться (после кончины Рамси Макдональда и одряхления Ллойд-Джорджа сионисты постепенно утратили влияние на британскую политическую верхушку). Но теперь Черчилль еще и должен был заботиться о том, как бы не рассердить арабов, чьи нацистские симпатии ставили под сомнение британские позиции в Северной Африке, Сирии и Ираке. Победа при Эль-Аламейне (1942) еще не означала конца немецкой экспансии, и британцы, понимая, что евреи и так у них в кармане, всемерно заискивали перед арабскими корольками, шейхами и лидерами националистов. В то время Империя еще надеялась сохранить Индию, и значит, контроль над Суэцким каналом по-прежнему имел для нее жизненное значение.
Ясно, что в такой ситуации публикация стихотворения подверглась бы яростной атаке сразу с нескольких сторон – и с еврейской ассимиляторской (из-за пресловутых «антисемитских стереотипов»), и с еврейской сионистской (что вы, что вы – какие же мы волки?!), и с объединенной арабской (нет у евреев никакой связи с Иерусалимом и никогда не было – хотя волки они, конечно, позорные).
Немудрено, что сэр Уинстон на месте решил похерить публикацию. Отчего же он при этом поделился радостью находки с Рузвельтом? Причина, по-моему, очевидна: Черчилль не только видел лес за деревьями, но и вполне разделял «гойский взгляд» Киплинга на злосчастный «еврейский вопрос». Как политик, защищавший в первую очередь интересы воюющей Британии, он не мог не положить под сукно пророчество поэта. Как читатель и мыслитель, он не мог не впечатлиться силой огненного послания и поэтому счел необходимым оповестить о нем своего главного союзника, лидера свободного мира. А ФДР, может быть, согласился со своим британским коллегой не только на словах. А может, и нет – не до того было: война, политика, а тут еще какие-то евреи (вечно они лезут в самый неподходящий момент).
Что сказать в заключение сейчас, когда пророчество сэра Рудьярда сбылось почти полностью (за исключением чужого позолоченного прыща, торчащего в сердце нашего логова)? Что – для начала – было бы весьма невредно избавиться наконец от комплекса галутного адвокатишки, видящего в любом указании на наше отличие от других «антисемитский стереотип». Адвокатишку волнует именно это – отличие; он страсть как хочет не отличаться ничем.
Но почему нас должны волновать его ассимилянтские заботы? Да, мы отличаемся. Да, мы другие. Кому-то мы не нравимся? Кто-то нас не любит? Да ради Б. Мы и сами себя не больно-то любим. Но пророчество великого британца (который тоже отнюдь не принадлежал к числу ярых филосемитов) мы должны вырезать и повесить в рамку на свои худо-бедно беленые стены. Пусть оно горит там огненными буквами, напоминая всем – и особенно нам самим! – о нашем неминуемом будущем. Мы – волки. Мы одной крови – ты и я. Ты, я и праотец Авраам, перенесший эту кровь через реку из халдейского Ура. Мы – волки. Мы возвращаемся в свое родное логовище, и никакая сила не свернет нас с нашего пути.
Бейт-Арье,
август 2019