В тоталитарном монстре под названием СССР наука была либо «прогрессивной», либо «реакционной», но ни в коем случае не «нейтральной». К примеру, ученый-генетик не мог отделаться простым заверением: «я НЕ реакционер». Его непременно обязывали 1) публично заклеймить «реакционных вейсманистов-морганистов» и 2) принести клятву верности сочинениям «прогрессивного мичуринца» Трофима Лысенко. В противном случае человека изгоняли с работы, а могли и, что называется, упечь «куда надо».
О, с какой завистью смотрели советские ученые за бугор, где наука была просто наукой – без вышеупомянутых эпитетов. Туда, где мерилом научного успеха были не «верность идеям партии», а глубина исследования, точность доказательства, способность противостоять придирчивой критике коллег-конкурентов. Понятно, что в таких условиях «прогрессивным» советским ученым оставалось лишь глотать пыль из-под колес научного прогресса, уносящегося все дальше и дальше от «самого передового общества». Правда, помимо пыли, глотали еще и плоды шпионажа, то и дело похищаемые из щедрых западных садов «бойцами невидимого фронта», – тем до поры до времени и выезжали.
А еще можно было пойти в спецхран Публички, где выдавались научные журналы мира, отделенного от нас колючей соцлагерной проволокой. Журналов было много – хороших и разных, но среди всех вздымалась на недосягаемую научную высоту двуглавая, как нынешний герб, вершина: Nature и Science. Опубликовать статью в одном из двух этих китов авторитетности всегда было (и пока еще остается) заветной мечтой любого ученого. Десятки тысяч достойнейших профессоров и исследователей завершали свою карьеру, так и не приблизившись к этой цели даже на пушечный выстрел.
Помните анекдот, как скрипач объясняет чекисту, что для него значит сыграть в Карнеги-холле на скрипке Страдивари: «Это как тебе застрелить директора ЦРУ из пистолета Дзержинского…» Так вот, напечататься в Nature или в Science намного-намного круче. Чтобы вы оценили разницу: авторитет научного журнала отражается т.н. «импакт-фактором». Журнал считается приличным, когда этот показатель где-то между 5 и 10. Хороший специализированный журнал – 10-12. Журналы, явно лидирующие в своей области (скажем, Microbiology Journal) – таких в мире примерно дюжина – колеблются вокруг 30. У Nature – журнала, публикующего статьи по всему фронту науки, импакт-фактор в настоящий момент равен 43. Сорока трем!
До недавнего времени там печатали действительно лишь статьи оглушительной важности, прошедшие многоступенчатый отбор, критику группы лучших специалистов, возвраты на правку, придирчивую редакцию и проч. Напечатался в Nature – сделал первый шаг к Нобелевской премии, никак не меньше. Но что печатают в Nature сейчас? А вот, полюбуйтесь: “Diversity in science: next steps for research group leaders”. При этом под «разнообразием в науке» имеется в виду отнюдь не широкий спектр научных мнений, а напротив, выстраивание по строгому идеологическому ранжиру.
По какому именно? Об этом повествует другая статья, также попавшая на страницы самого авторитетного в мире научного журнала: “Students of colour views on racial equity in environmental sustainability” (Взгляды цветных студентов на роль расовой справедливости в устойчивости окружающей среды). По утверждению авторов этой статьи (и длинного ряда других аналогичных «исследований» современных мичуринцев), будущее мировой науки и цивилизации в целом отныне критическим образом зависит от числа черных профессоров. People of Color (авторы пользуются сокращением POC – в русской транскрипции «ПОЦ») и, в особенности, BIPOC (Black and Indigenous People of Color – черные и туземные ПОЦы, в русской транскрипции «БИ ПОЦ») представлены преступно мало среди PI (Primary Investigators – руководителей лабораторий) в области STEM (Science, Engineering, Technology and Mathematics), что позволяет определить их как URM (Underrepresented Minority Group).
Один из авторов этой выдающейся научной работы по имени V. Bala Chaudhary не поленился составить и опубликовать на сайте Nature в университете Беркли инструкцию под названием «10 простых правил для создания антирасистской лаборатории». Если совсем коротко, то отныне все научные лаборатории Запада обязаны набирать как можно больше ПОЦев (используя вышеупомянутые аббревиатуры). Предполагаю, что вскоре будет пересмотрено и написание знаменитого гамлетовского «To be or not to be?». Скорее всего, скажут нам, Шекспир имел в виду иной, хотя и аналогично звучащий вопрос: «Two BI or not two BI?», имея в виду, что на каждого чересчур белого PI должно быть как минимум два BI (то есть два Black and Indigenous ПОЦа). И мы поверим, потому как не поверивших выгонят с работы, а то и упекут «куда надо».
Повторяю, друзья: речь идет не о колхозной газете «Путь Ильича». Эти статьи и инструкции составлены и опубликованы в САМОМ-ПРЕСАМОМ авторитетном НАУЧНОМ журнале Запада. Среди прочего ученый автор инструкции пишет:
«Построение антирасистской лаборатории сильно отличается от построения лаборатории, которая просто избегает расизма. Обычный отказ от расизма или простое заявление, что чья-либо лаборатория «не расистская», предполагает нейтральную позицию в борьбе, которая в принципе не может быть нейтральной. Как пишет ученый Ibram X. Kendi: “Человек либо допускает сохранение расового неравенства и тогда он расист, либо борется с расовым неравенством и тогда он антирасист. Между двумя этими состояниями не существует промежуточного безопасного убежища “не-расист”».
Скажите, мне только кажется, что перед нами снова то же самое тоталитарное «либо-либо», сгубившее советскую науку, литературу, искусство и самую жизнь? Либо «прогрессивный», либо «реакционный». Либо «расист», либо «антирасист». Two BI or пинок под зад. Промежуточного состояния попросту не существует. Встань в строй и отдай честь – причем, отдай раз навсегда и без остатка. Потому что как раз «честь» и «бесчестие» в самом деле не подразумевают промежутка.
Неужто конец, друзья? Неужто они так и подомнут под себя мир, цивилизацию, науку, историю, искусство? Неужто не будет сопротивления? Ау, Джон Галт, где ты?!
Бейт-Арье,
октябрь 2021