Когда Ромка ворвался в бар, все повскакали с мест и обступили его. Еще бы! Мы не виделись целую вечность. Сразу после универа Ромка уехал в долговременную экспедицию в джунгли Амазонки, где и просидел безвылазно едва ли не двадцать лет. Двадцать лет! Трудно поверить.
– А ты все такой же, чувак, – сказал Арик, когда Ромка наконец уселся за стол. – Ничуть не изменился…
Ну, насчет «ничуть» Арик, понятно, хватанул. Ромкина прическа уже не отличались прежним дикарским буйством, а на лице появились едва заметные морщинки. И все же глаза его светились прежним мечтательным блеском, а на губах играла все та же веселая улыбка двадцатилетней давности.
– Да и вы тоже… – не слишком уверенно начал Ромка, но прервался на полуслове, остановленный нашими печальными взглядами.
– Ерунда, чуваки, – неловко продолжил он. – В Амазонии просто климат другой, здоровый.
– Шш-ш! – прошипел я. – Полиция!
Все резко опустили головы и уставились глазами в пол. Но у меня не было такой привилегии: сегодня именно я отвечал за общую безопасность. Конечно, только самоубийца осмелился бы смотреть на полицейскую, поэтому я наблюдал за ней украдкой, через несколько стенных зеркал. Благо зеркал здесь хватало: мы ведь специально выбрали для своих встреч именно этот бар и именно этот столик.
Здоровенная деваха в форме полиции нравов медленно обходила зал, поочередно впиваясь пронизывающим взором в каждого посетителя. Ее пухлые губы презрительно подрагивали. В воцарившейся тишине было слышно, как цокают по полу шестидюймовые полицейские шпильки. Слава Богу, все тут вовремя обратили внимание на ее приближение, и никто не поднимал глаз. Никто? Боковым зрением я обнаружил, что Ромка, открыв рот, уставился на девицу. «Боже, – мелькнуло у меня в голове, – он ведь еще не в курсе!» В ужасе я метнулся к другу, схватил его за плечи и прижал к себе.
Судя по стуку каблучков, она остановилась точно за моей спиной. Зажмурившись и прижав к груди ромкину голову, я ждал продолжения.
– Проблемы? – нараспев с хрипотцой произнесла полицейская.
– Нет-нет, что вы, – пробормотал я, не разжимая век. – Мы геи, вот и обнимаемся. Геи мы. Геи. И ничем таким не интересуемся.
– Ничем таким? – переспросила она. – Таким каким?
– Никаким! – поспешно отвечал я. – Никаким вообще. Геи мы. Геи.
– Ладно, хрен с вами, – презрительно процедила полицейская. – Геи… Времени на вас жалко, а то бы…
Я отпустил Ромку лишь тогда, когда она вышла из бара.
– Что это было? – выдавил он, оправившись от изумления.
– Тебе еще не рассказали? – покачал головой Арик. – Нонеча, чувак, не то что давеча. Ты нас всех едва не подвел под монастырь. По незнанию, но это дела не меняет. Поосторожней надо, Роман, поосторожней.
– А что такое? И почему она так странно одета? Прозрачный бюстгальтер, сиськи наружу, миниюбка, сапоги на шпильках… по-моему, она даже была без трусов!
– Тише! – прошептал я, оглядываясь. – Тут одни мужики, но есть шпионы и среди своих. Не дай Бог, кто-нибудь услышит…
– Нормально одета, – ответил за всех Арик. – Обычная форма полиции нравов. Ихний спецназ вообще голышом ходит.
– Но зачем? – выкатил глаза Ромка.
– Как это зачем? – ответно удивился Арик. – Понятно зачем. Любой взгляд на такую деваху трактуется как сексуальное домогательство. А это по новому закону пятнадцать лет тюрьмы.
– За взгляд?
– За взгляд, – кивнул я. – Теперь ты понимаешь, что нам угрожало? Ты смотрел на нее во все глаза, да еще и пасть раскрыл. А нас тут за столиком четверо. Это уже тянет на групповое изнасилование.
– Расстрел на месте, без суда, – подтвердил Арик.
– Но ведь другие не смотрели… – растерянно пробормотал Ромка.
– Значит, групповое изнасилование в особо циничной форме, – усмехнулся Арик.
За столиком воцарилось молчание. Никому не хотелось мешать Ромке переваривать услышанное.
– Неужели тебя никто не посвятил? – спросил я. – Странно, что ты еще не в каталажке…
– Я приехал сюда прямо из аэропорта, – все так же растерянно пояснил Ромка. – Никого не видел, кроме таксиста.
– Тогда понятно, – кивнул Арик. – Если коротко, то ситуация такова. По новому законодательству любой контакт мужчины с особой женского пола расценивается как сексуальное нападение разной степени тяжести. Любой, включая зрительный. Оглянись вокруг: ты видишь тут хотя бы одну женщину? Нет, одни мужики. А почему? А потому, что бар объявлен гейским. Сейчас безопасно появляться только в таких местах.
– Ага, – понимающе посмотрел на меня Ромка. – Поэтому ты и сказал ей, что мы геи… Мужики, но как-то это странно… Что же вы теперь, совсем без женщин?
– Жить-то хочется, – вздохнул Арик. – Приходится справляться.
– А как же дети?
Я в ужасе замахал руками:
– Ты что, с ума сошел? Одно лишь произнесение этого слова нынче квалифицируется как педофилия!
– Публичная кастрация с последующим четвертованием, – уныло проговорил Арик, знаток законов.
– Да-а… – протянул Ромка. – Только я вот чего не понимаю: неужели все женщины согласны с таким положением вещей? Насколько мне помнится, двадцать лет назад им нравилось, когда на них смотрят. Когда за ними ухаживают. Когда их любят, черт побери!
– Шш-ш, тише, сколько раз говорить? – прикрикнул на него я. – Конечно, не все согласны, но кто их спрашивает? Если женщина не подает жалобу сама, находятся другие доброхоты. Тогда карают обоих: женщину за предательство идеалов феминизма, а мужика за…
– …за то, что он мужик, – закончил за меня Арик. – Да еще и свидетелей притягивают – за недоносительство.
– Да-а-а… – потрясенно протянул Ромка.
Мы снова помолчали. Официант принес пива.
– Есть и другие перемены, помельче, – сказал Арик, откидываясь на спинку стула. – Например, в словаре. Многие термины запрещены к употреблению как проявления мужского шовинизма. Например, «человек», «председатель», «министр», «бог»…
– Бог? – удивленно переспросил Ромка. – Почему?
– Насчет «человека» он не удивился, – хмыкнул я. – Что характерно…
– Потому что женский род «богиня» образован от мужского «бог», что является шовинизмом и домогательством, – пояснил Арик, снисходительно улыбаясь. – Теперь бывший «бог» именуется «ваг» и образован от слова женского рода – «вагиня», которое, в свою очередь…
– Понятно, хватит, – сдавленно выговорил Ромка.
Я хлопнул его по плечу:
– Да не расстраивайся, дружище! Без бабов жить куда проще и в чем-то даже безопасней. Есть еще футбол, книжки… правда, большая часть литературы изъята из обращения, но выручает самиздат.
Ромка посмотрел на часы.
– Мне пора. Мы встречаемся с Юлькой. Тут, недалеко, в скверике… – он покачал головой. – Теперь я понимаю, почему она отказалась прийти в этот бар.
Мы переглянулись. Юлька была университетской любовью Ромки; двадцать лет назад их так и называли: «Ромео и Юлия». Но потом он уехал в свою экспедицию…
– Она ведь так и не вышла замуж? – осторожно спросил Арик.
– Нет, – сказал Ромка, вставая. – Но мы переписывались все это время. Собственно, я за ней и приехал.
Арик вздохнул.
– Лучше бы она приехала к тебе на Амазонку. А впрочем, чему бывать, того не миновать… Удачи, дружище!
Ромка кивнул, пожал нам руки и вышел из бара.
– Почему ты не остановил его? – спросил я после долгой паузы.
Арик пожал плечами:
– А ты? Почему его не остановил ты?
Я не успел ответить: с улицы послышался шум, природа которого, была нам, к сожалению, хорошо известна. Очередной линч. Мы с Ариком подбежали к окну. Так и есть: толпа феминисток и полицейских волокла по мостовой наших Ромео и Юлию. Их уже успели вывалять в смоле и в перьях и теперь тащили на площадь, к позорным столбам.
– Чему быть, того не миновать… – повторил я слова Арика.
– Пошли, допьем и возьмем по новой, – предложил он. – Скоро футбол по ящику.
Мы вернулись к столу, где сидел наш третий друг Ной, за все это время не проронивший ни слова.
– С меня, пожалуй, хватит, – сказал он, поднимаясь с места. – Пойду домой. Хочу сегодня закончить еще одну переборку.
– Сделай ее покрепче, – улыбнулся Арик. – Чтобы волки овец не сожрали.
Ной серьезно кивнул. Он вот уже несколько лет был вплотную занят строительством ковчега. Ной полагал, что Ваг… вернее, Бог вот-вот решит, что пора начинать все сначала.
Бейт-Арье,
2013