…она летела стремглав с неизъяснимым замиранием сердца…
А.С.Пушкин
Кондиционера не хватало; гарцующий снаружи авангард хамсина, казалось, проникал даже сквозь двойные стекла веранды.
– Давно такой жары не было, – сказала Марина.
Держа на отлете стакан джина с тоником, она стояла у самого окна и, сощурившись, смотрела на широкий желоб мертвого от зноя вади.
– Ага, – скривилась Инбаль. – Слышу эту фразу как минимум десять раз в год. А на самом деле один черт. Говорю вам, прошлый май был еще хуже.
– Вот видите! – с преувеличенной бодростью произнес Гай. – Значит, все в порядке. Пройдет как по маслу, сто процентов. Кончайте переживать.
Лея печально покачала головой и посмотрела на Дова. Тот только развел руками. Их свадьба была назначена на завтра, в самый пик чудовищного майского хамсина, который, как нарочно, надвигался в этот момент на Самарию из враждебных саудовских пустынь. Если б можно было перенести… но они и без того ждали этого дня больше года. Так трудно назначить дату, которая устраивала бы всех ближайших родственников и при этом не приходилась бы на многочисленные запретные, траурные, памятные дни и сроки! А ведь еще нужно найти приличный зал, достойный кейтеринг, уважаемого раввина, хорошего фотографа, модного диджея…
Нет-нет, о переносе не могло быть и речи. Год назад, приурочив церемонию к концу мая, они рассчитывали на относительно прохладный вечер и потому специально забронировали зал с просторной открытой танцевальной площадкой, прудом, зеленым газоном и элегантной садовой мебелью. Кто же тогда знал, что так не вовремя заявится этот проклятый хамсин, да не просто хамсин – хамсинище?! Теперь мечты о сказочной свадьбе под звездами пошли прахом, и сотням гостей придется тесниться в небольшом кондиционированном павильоне, откуда и носа нельзя будет высунуть без риска схлопотать мгновенный тепловой удар…
Для того ли шилось дорогущее парчовое платье со стразами? Для того ли мать жениха вот уже полгода прилежно сидела над изготовлением изящных свадебных кукол, для того ли вышивала бисером белое покрывало? Охо-хо… Инбаль, ближайшая леина подруга, сочувственно погладила по плечу расстроенную невесту.
– Я вот чего не понимаю, – сказал она. – Как выходили замуж еще до эпохи кондиционеров? Или тогда климат был другой?
– Потели, – ухмыльнулся Гай. – И очень много пили.
– Ага. Джин с тоником, – поддержала его Марина.
Молчавший до того Михаэль пренебрежительно фыркнул.
– Много вы знаете! Когда-то к брачной церемонии относились как к таинству, а не устраивали из нее ярмарку… пардон, я не имею в виду присутствующих. В свадьбе была мистика, понимаете? Мистика, от которой заряжались на всю жизнь! Сами подумайте – ну что может в течение стольких лет привязывать друг к другу двух неродных людей? Секс?.. – я вас умоляю. Дом?.. – мало ли домов в этом мире? Дети?.. – кого это могло удержать надолго? Что же тогда? Только мистическая связь, говорю я вам. Мистическая! А теперь попробуйте отыщите эту мистику в кондиционере…
Остальные пятеро, слушая его тираду, переглядывались и улыбались. Они давно уже привыкли к эксцентричности Михаэля. Парень постоянно отыскивал для себя новые увлечения, экзотические и маргинальные: то ходил хари-кришной, то налаживал канал с открытым космосом, а в последнее время ударился в какую-то странную смесь Мадонны с хасидизмом, которая важно именовалась Истинной Каббалой.
Инбаль состроила насмешливую гримасу.
– Ну да, слышали. Нонеча – не то, что давеча… – она передразнила интонацию Михаэля: – «Когда-то»… Когда-то, между прочим, вообще сватали, даже не знакомя заранее жениха и невесту. Люди впервые виделись только на свадьбе. Может быть, тебе хотелось бы вернуть и такое «когда-то»?
– На свадьбе? – переспросил Михаэль, игнорируя насмешку. – А в постели – не хочешь? Причем не просто в постели, а наутро, уже после первой брачной ночи, когда солнце взойдет. Только тогда впервые друг друга и видели. Кстати говоря, Лейка, – твоя подслеповатая библейская тезка так замуж и вышла. И что в результате? Оказалась самой хорошей женой. А ведь поначалу была нелюбимой…
– Из нелюбимых – в любимые? И все из-за мистического перепихона вслепую? – недоверчиво произнесла Марина. – Стоит попробовать.
– Попробуй, попробуй, Мариночка… – подначил ее Дов.
– Да при чем тут перепихон? – вмешался Гай. – И при чем тут мистика? Вот уж действительно – кто о чем, а лысый о гребешке… Смысл-то простой, житейский, и заключается он в том, что по-настоящему люди знакомятся только после свадьбы. Потому что до этого все было иным, по отдельности – вот я, а вот ты, делить особо нечего, даже если вместе жили. А вот когда начинаешь другому за общим столом на ногу наступать, тут-то все и открывается… И никакой вам перепихонной мистики.
– Надо же, какие глубокие теоретические изыскания! – воскликнула насмешница Инбаль. – Главное, очень полезные Лейке и Довчику, которые, как известно, друг дружку совсем не знают.
Все расхохотались. Лея и Дов практически не разлучались вот уже двадцать лет, чуть ли не с младшей группы детского сада. Учились в одном классе, а затем – на одном факультете, не говоря уж о том, что давно к тому времени жили парой, снимая то квартиру в Тель-Авиве, то половину коттеджа здесь, в Эйяле. В их случае свадьба выглядела чем-то самим собой разумеющимся, плавным переходом в новую пост-студенческую стадию, именуемую «дети», – стадию, которая впервые потребовала внесения официальной формальности в отношения – и без того прочные, сложившиеся. Да и аналогия с подслеповатой неказистой женой, обманом навязанной библейскому патриарху, не очень-то проходила при взгляде на Лею – признанную первую красавицу университета.
– Ну и на здоровье, – буркнул Михаэль. – Коли так, то зачем тогда весь этот тарарам с хупой, раввином и танцами под кондиционер в многотысячном разовом платье?
– Не трожь святого! – закричала Марина. – Руки прочь от свадебного платья! Любая нормальная девушка начинает мечтать о нем, как только сменяет подгузник на трусики!
Все снова рассмеялись.
– Хотела бы я посмотреть на нашего Мики, когда и если найдется такая сумасшедшая, которая согласится стать его женой! – сказала Инбаль. – Как миленький побежит по тому же общему маршруту…
Михаэль надменно выпрямился.
– Поживем – увидим. У нас, в кружке Истинной Каббалы, все выглядит совершенно иначе. Пустыня как ладонь Господа. Шатер. Новолуние. Тьма кромешная. Мистика природы.
– Сегодня… – задумчиво произнесла Лея.
– Что сегодня? – не понял Дов.
– Сегодня как раз новолуние.
– Ну и что?
Она улыбнулась своей особенной, медлительной улыбкой, которая всегда немного пугала его.
– Что ты хочешь этим сказать? – повторил Дов, начиная беспокоиться.
– О чем вы, ребята? – заинтересовался Гай.
Дов махнул рукой.
– Да ну, ерунда. Госпожа шутит.
Лея снова улыбнулась.
– Ну отчего же. И не думаю шутить. Мистика – дело серьезное.
– Браво! – закричала Инбаль, вскакивая на ноги и хлопая в ладоши. – Даешь шатер! Даешь шатер!
Гай недоверчиво покачал головой.
– Вы что, ребята, сбрендили? Шатер? В такой хамсин? Да еще и накануне свадьбы?
– Оно того стоит, – тихо сказала Лея. – Правда, Мики? Если уж назвали меня Леей, то пусть и будет как с Леей. От судьбы не бегают. И разговор этот неспроста затеялся.
– Лееле, милая, – произнес Дов умоляюще, – ты помнишь, сколько у нас еще дел? Фотограф и…
– Ну и черт с ним, с фотографом! – вдруг выкрикнула невеста. – Ты же знаешь, как я ждала этого дня! Помнишь, как мы выбирали зал, пробовали, как будем танцевать на площадке… и гости у пруда!.. и столики на лужайке!.. А что теперь?! Этот дурацкий павильон?! Ты хочешь, чтобы этим все и закончилось? Чтобы мы помнили из своей свадьбы павильон? Павильон?!
Она вскочила с дивана и отошла к окну.
– Мда-а… – протянул Михаэль в наступившем молчании.
Наконец Дов неуверенно пожал плечами.
– Что ж, если ты так хочешь, можно попробовать. Но у них ведь там тоже, наверное, за два года вперед записываются… – он незаметно подмигнул Михаэлю. – Так ведь, Мики?
– Отчего же, – отвечал тот, безжалостно игнорируя отчаянные знаки друга. – Как раз сегодня свободно. Честно говоря, я сам заказал для вас… еще несколько месяцев назад. Как свадебный подарок. А потом, когда прогноз погоды увидел, то даже и предлагать не стал. Не думал, что захотите по такой жаре. Но раз уж так дело повернулось…
– Ура! – закричала Инбаль, бросаясь к Лее на шею. – Лейка, знала бы ты, как я тебе завидую! Такой свадьбы еще ни у кого не было! Ни у кого! Мики, какой же ты, оказывается, умница! А с виду дурак дураком!
Дов обреченно вздохнул. Против фантазий невесты не попрешь, особенно когда они выражаются в столь решительной форме. Ночь в шатре накануне свадьбы выглядела делом решенным.
Впрочем, результаты переговоров жениха с Михаэлем и его кружковцами позволяли надеяться, что можно будет обойтись малой кровью. Лея хотела шатер – вот пусть и получит шатер – в чистом виде, без сопутствующих церемоний, свидетелей и сомнительного рава-каббалиста. Вдобавок ко всему Мики обещал, что привезет и поставит шатер здесь же, в непосредственной близости от Эйяля, на противоположном берегу вади. Благо туда вела через соседнее поселение Гинот Керен грунтовка, вполне проходимая для джипов-внедорожников. Это превращало приключение в относительно безобидную ночевку на природе.
В четыре пополудни, согласовав все детали по телефону, Михаэль уехал и вернулся на джипе около восьми, когда уже начинало темнеть. Войдя в гостиную, он подвел жениха и невесту к окну и протянул им бинокль.
– Ваш шатер вон там, видите?
Шатер и в самом деле был уже установлен. Его очертания угадывались на фоне закатного неба даже невооруженным глазом.
– Как близко… – прошептала Лея с оттенком разочарования.
– Хватит! – решительно сказал Дов, забирая у нее бинокль. – Мики, сколько там людей?
– Кроме меня – двое, – отвечал Михаэль. – Все мы вооружены и будем дежурить поблизости, так что можете не волноваться. Безопасный секс во всех смыслах.
– А джип? Джип всего один или есть еще?
– А зачем тебе еще? – Михаэль пожал плечами. – Я вас отвезу туда и обратно, чин чинарем.
Дов вздохнул.
– Ладно. Когда поедем?
– Э, нет, брат, так не пойдет, – улыбнулся истинно-каббалист. – Вместе нельзя. Ты что, не помнишь: вы друг друга не знаете. А потому и в шатер должны попасть порознь. Как совсем стемнеет, я отвезу Лею, а потом вернусь за тобой. Она там пока подготовится…
– Подготовится?
– Ну да. Специальные масла по древним рецептам – афарсемон, полынь, мускус… да что рассказывать, сами потом увидите. И переодеться надо – хитон, покрывало…
– Класс! – восхитилась Лея. – Настоящее афарсемоновое масло? То, чей рецепт безвозвратно утрачен?
– Это для тебя он утрачен, – проворчал Дов. – А на углу Меа Шеарим и Малой Арнаутской его до сих пор помнят, правда, Мики?
– Так, – чопорно произнес Михаэль, – не хотите – не верьте. Я никого не заставляю.
Дов примиряющее похлопал его по плечу.
– Не обижайся, дружище. Я пошутил. Афарсемон так афарсемон, мне не жалко. Только знаешь что? Как-то стремно оставлять Лейку в компании твоих каббалистов. Тебя-то я знаю, а вот их, извини, нет. Давай сделаем так. Ты ее отвезешь и там останешься. Мне так спокойней будет. Идет?
– А ты как доберешься? На легковухе туда не проехать.
– Пешочком, через вади. Отсюда по прямой – не больше полутора километров. Вам на джипе в объезд – сколько? Полчаса? Ну вот. А мне ножками, даже учитывая сложный рельеф, – сорок минут, максимум час. Как раз Лейка успеет намазаться твоим истинно-каббалистским афарсемоном. Но если кто вздумает за ней в это время подглядывать, того я потом зарежу – так своим дружкам и передай.
Лея засмеялась.
– Дурак ты, Довчик, – сердито сказал Михаэль. – Дело серьезное, а ты будто в цирк собрался. Шуточки отпускаешь. А насчет «подсматривать» не беспокойся. Там через час такая темень будет, что Лейка сама себя не увидит…
Выходили в одиннадцатом часу. За дверью коттеджа стоял черный безлунный зной; прежде едва ощутимый, ветер теперь усилился, гнул усталые пальмы, трепал и ерошил кусты. Лея и Михаэль сели в джип, а Дов помахал им рукой и направился туда, где начиналась тропинка, пересекающая вади в направлении Гинот Керен.
– Не заблудится? – спросила Лея, глядя в зеркальце заднего вида на его удаляющуюся фигуру.
– Куда он на фиг денется… – пробормотал Михаэль. – В армии, правда, ориентировался хреново, но тут не заблудишься. Вот вади, вот Эйяль… окна светятся, фонари… а шатер – ровно напротив. При всем желании не заплутаешь. Особенно когда его такая женщина ждет. Он тебя, Лейка, нюхом отыскать должен, с завязанными глазами.
Лея снова рассмеялась. Чем дальше, тем больше ей нравилось предстоящее приключение. Жаль, что шатер поставили так близко от дома. Лучше бы – посреди большой пустыни, куда нужно долго ехать или даже лететь. Честно говоря, в последнее время ей жилось пресновато, не хватало авантюрных нот – настолько, что приходилось завидовать другим. Взять хоть ближайших подруг – например, Инбаль, два года после армии мотавшуюся с рюкзаком по Азии. Или жадную до романтики Маринку, которая выбирает кавалеров по сезону или в соответствии с интерьером: если новый ухажер не подходит к новому дивану, то предпочтение, как правило, отдается второму, ибо поменять первого намного легче.
И только у Леи с раннего детства все шло как по накатанному: Дов, Дов и Дов – и больше ничего. Парень он чудесный, говорить не о чем – надежный, положительный и любит ее больше жизни. Уж если замуж, то только за такого. Все вроде правильно, но как-то уж слишком правильно. Уговаривала его после дембеля поехать вдвоем путешествовать хотя бы на несколько месяцев. Уперся – и ни в какую: зачем, мол, год учебы терять? Какой смысл выбрасывать тысячи долларов в Перу и Бразилии, если можно снять на те же бабки квартиру в Тель-Авиве и спокойно жить, а не ломаться, подрабатывая официантами? И ведь прав оказался: другие вон только начинают – тяжело начинают, со скрипом, с большими усилиями, а у Довчика с Леей уже и степень готовая, и специальность в руках – можно жениться, детей заводить. И все же… так хочется чего-то… чего-то… – чего?.. – чего и словами не определишь.
Оттого-то она так и расстроилась с этой испорченной хамсином свадьбой: уж тут-то хотелось чего-то… чего-то… – чего?.. – ну, скажем, мистики. Мистику ведь тоже не очень-то и определишь. Глубоко вздохнув, Лея расстегнула верхнюю пуговку блузки – в машине было жарко. Михаэль покосился иронически:
– Рано раздеваешься, подруга.
– Ты, чем советы давать, починил бы лучше кондиционер, – парировала она. – Совсем не фурычит, дышать нечем.
– Это мы сейчас, это мы завсегда… – с готовностью произнес он и нажал на кнопку.
Стекла машины разом сползли вниз; жаркий ночной хамсин по-хозяйски впрыгнул в салон, хлестнул по щеке шершавой ладонью ветра, плюхнулся к Лее на колени, навалился на грудь, прижал к спинке сиденья.
– Что ты делаешь? Зачем?
Михаэль злорадно ухмыльнулся.
– Чтобы привыкала. В шатре у тебя кондиционера не будет, праматерь Лея.
Они уже пересекли соседнее поселение Гинот Керен и теперь подскакивали на кочках грунтовой дороги. Мощные фары джипа с трудом пробивались сквозь вихрящуюся песчаную темь. Ветер, казалось, еще больше усилился.
– Экий ветрило… Не сорвет ваш шатер, Мики?
– Не боись, прамама, – отвечал Михаэль, напряженно вглядываясь в едва видный под фарами клочок грунтовки. – Технологии проверены временем и жизнью.
Наконец джип подъехал к месту; две фигуры выступили из мрака. Истинно-каббалисты были одеты в длинные полотняные хитоны и кожаные сандалии, головы замотаны белыми бедуинскими платками, так что хамсину и ночи оставались видны только черные блестящие глаза. «Ну да. Михаэль так и говорил: все как три тысячи лет назад…» – вспомнила Лея. О достижениях цивилизации напоминали лишь висевшие на плечах у каббалистов укороченные винтовки М-16.
– Видишь, ребята с оружием, беспокоиться не о чем, – сказал Михаэль. – Пойдем, я тебя провожу. Мы слишком долго ехали. Надо торопиться, а то Довчик вот-вот придет.
Он включил фонарь и повел Лею к шатру, чьи черные полотнища хлопали на ветру в двух десятках метров от джипа. Теперь, когда мотор смолк, слышны были лишь эти хлопки и разнузданная какофония хамсина, переходящая от свиста к низкому утробному вою и вновь взмывающая к самым верхним регистрам.
Зато внутри шатра оказалось неожиданно уютно: пол, устланный тростниковыми циновками, приятный на ощупь шерстяной ковер. Рядом на низеньком столике стояли глиняные плошки, миска с фруктами и кувшин.
– Вода питьевая, и пить ее нужно все время, чтобы не высохнуть… – Михаэль посветил на большой медный чан с водой и ковшиком. – В кувшине вино. Советую разбавлять, по древнему морскому обычаю – говорят, так вода дольше держится в организме. Впрочем, тут не море. В плошках масло и еще всякое… намажь все тело, хуже не будет. А вот твоя одежда, хитон. Переоденься и выставь наружу то, в чем пришла. Желательно, чтобы в шатре остались только правильные вещи.
– Только хитон?
Лея скорее услышала, чем увидела его усмешку.
– А нужно еще что-то? Скажу тебе по секрету, как особо привилегированной праматери: судя по опыту предыдущих клиенток, лишним довольно быстро оказывается и хитон. Кроме тех случаев, когда его используют в качестве шарфика.
– Похабник, – сказала она. – А еще говорил о серьезном подходе.
– Ты права, извини… – Михаэль еще раз обвел шатер лучом. – Ну, запомнила, что где? Потому что сейчас я выключу фонарик, и все – света больше не будет до самого утра. Только темь кромешная. Готова?
– Готова. Нет, подожди… – Лея глубоко вздохнула, словно готовилась нырнуть в бассейн, и зажмурилась. – Все, выключай.
Она услышала щелчок переключателя, шорох шагов по тростнику, на секунду изменившийся голос хамсина, который с пугающей чуткостью среагировал на поднятый и вновь опущенный полог. Лея немного помедлила и открыла глаза. Открыла ли? Ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы поверить. Тьма была действительно кромешной – ничего кроме тьмы. Хотя нет – кроме тьмы рядом мощно гудел хамсин, свистел, завывал, притопывал, хлопал холщовыми полотнищами шатра.
– Я в шатре, – напомнила себе Лея. – Меня охраняют.
– Уу-у… – удивился хамсин и тут же зашелся в свисте.
– Да-да, я помню, – пробормотала она. – Раздеться…
Она стала снимать с себя все. Прикосновения собственных рук показались ей немного чужими. Она трогала себя чужими и в то же время совсем не опасными руками. Голая. Голая Лея. Смотри, темнота, я голая. Эй ты, там, снаружи, слышишь?!
– Уу-ух-ты! – задохнулся хамсин.
Он-то видел ее даже в темноте, он не нуждался в приглашении и уже вовсю щупал ее тело, прижимался к спине, гладил ягодицы, облизывал грудь, льнул к животу.
– И все? – с презрительным разочарованием спросила Лея. – Это все, на что ты способен?
Хамсин смущенно промолчал. Ногой она нащупала ковер, легла на спину и протянула руку туда, где должен был стоять столик. О да! Вот он. Пальцы окунулись в жирную мякоть крема. Лея зачерпнула и стала умащать себя – сначала осторожно, пробуя, затем все уверенней, сильней. Чужие руки оказались поразительно чуткими – они удивительно точно знали, где именно следует пройтись, погладить, нажать, защемить. Она вдруг поняла, что стонет вместе с хамсином. Ну и масло-маслице… что они туда намешали?..
– Подождите, подождите… – шептала она разошедшимся чужим рукам. – Потом, не сейчас, он еще не пришел…
– Аа-а-х! – ахал хамсин, выгибаясь и дрожа вместе с нею на колючем шерстяном ковре. – Аа-а-а!
Полежав немного без движения, Лея поднялась, сделала вслепую шаг, другой, и полотно шатра хлопнуло ее по вытянутой ладони жестом баскетболиста, поздравляющего товарища по команде с удачным броском. Двигаясь вдоль стенки, она дошла до чана, зачерпнула ковшом и долго пила, лаская водой припухшие губы. Потом вернулась к ковру и снова легла, машинально шаря рукой рядом с собой. Где же ты, Довчик? Мне так тебя нужно сейчас… Пальцы нащупали тонкое полотно. Хитон. А ведь действительно не понадобился…
Снаружи и внутри шатра рычал и ворочался хамсин, зовя ее на новую игру, наваливаясь сверху, теребя и не давая покоя. Что с тобой, Лея? Ты спишь или бредишь? И откуда взялись у тебя такие настойчивые и чужие руки? Лея зажала обе ладони влажными тисками бедер.
– Довчик… – прошептала она, и снова, и снова, постепенно переходя на крик: – Довчик!.. Довчик!!. Довчи-и-ик!
Время остановилось. Темнота не давала ответа, сколько времени прошло с того момента, когда Лея в последний раз пила из ковша, с ее приезда сюда, с рождения, с сотворения мира… Хамсин же наверняка знал, но не хотел говорить. Да и какая разница, есть ли смысл в этих бесплотных веках и минутах? Время теперь измерялось для нее в терминах событий, вернее – одного, конкретного, единственно интересного и единственно важного события – прихода мужа. И когда в нескончаемом грубом хамсинном вое возникли, наконец, человеческие голоса, когда отодвинулся и снова упал полог, когда она не глазами, но всем напружиненным, напрягшимся вдруг животом почувствовала, увидела, как он вошел… – о, тогда уже не было в мире силы, которая могла бы остановить ураган, смерч, цунами ее желания.
Их тела яростно вжимались друг в друга, плыли по волнам горячего пота, тут же высыхавшего под языком третьего любовника – хамсина, скользили по смазке жирного хитрого масла… – что они туда намешали, истинные каббалисты – уж не саму ли Истину?.. – распадались и снова сливались, набрасываясь из темноты со спины, сверху, снизу и сбоку одновременно, атакуя миллионами всюду поспевающих рук, питаясь взаимной дрожью, слезами, сладкой слюной, стоном, криком, болью от острых ногтей, до крови впивающихся в плечо.
«Бери меня! Вот тебе подслеповатая Лея, Иаков! – мелькало у нее в голове, когда он содрогался у нее на бедрах. – Бери! Вот тебе некрасивая Лея! Разве каждое мгновение этой ночи не стоит семи отработанных за меня лет?»
Стоит! Стоит не семи лет – семи жизней!
С трудом расцепившись, они шли к чану, пили воду, наугад лили ее из ковша на себя, в темноту лица, груди, живота, чтобы и хамсин мог тоже напиться с их пылающих умащенных тел, возвращались на ковер, находили и прихлебывали вино, впивались зубами в хрусткие яблоки… – и тут же откладывали их, чтобы снова впиться жадным ртом в другой, жадный, пахнущий пьяным виноградом, полный желания и непрожеванного яблока рот.
Полотнища шатра трепетали над ними, задавая такт, а может – подчиняясь их ненасытному ритму; крики их тонули в торжествующем реве хамсина, несущегося на запад, по желобу притихшего вади; они не слышали и не воспринимали ничего, кроме кромешной, вибрирующей в чреслах страсти, кроме рождающейся нерушимой связи – упругой и крепкой, как обруч, удерживающий от распада весь этот мир.
Лея проснулась от солнечного луча, который, протянувшись сквозь щель в пологе, нахально щекотал ей ноздрю. Дов спал рядом. Она блаженно потянулась, с некоторым трудом поднялась на ноги и, сожалея об отсутствии зеркала, примерила хитон. Затем подошла к чану, посмотрела и засмеялась. Надо же! За ночь они выдули почти всю воду!
– Эй, Довчик, – пропела Лея, зачерпывая с самого дна, – вставай, хамсин кончился. Смотри, сколько мы с тобой вылакали, жеребец ты мой ненаглядный!
Она повернулась – и ковш выпал из ее руки.
Когда, разбуженный ее истошным криком, в шатер ворвался заспанный Михаэль, Лея сидела на полу и раскачивалась, уставившись взглядом в одну точку.
– Лейка? Что случилось? Где Дов?
Она подняла на него сухие глаза и тихо сказала:
– Это не он.
– Что? – не понял Михаэль. – Кто не он?
– Это не он, – повторила Лея и продолжила раздельно, соблюдая большие паузы между словами. – Ночью. Со мною. В шатре. Был. Кто-то. Другой.
– Другой? – ошарашенно переспросил Михаэль.
– Другой… – Лея слабо махнула рукой в направлении вади. – Он только что убежал отсюда. Пока ты там влезал в штаны. Другой. Совершенно незнакомый мне человек. Совершенно. А теперь скажи мне, дорогой Мики, истинный каббалист, обладатель тайного знания… – она вдруг резким движением вскочила на ноги и завопила прямо в лицо оторопевшему Михаэлю: – Где мой Довчик?
Накануне вечером Дов не стал ждать, пока огни отъехавшего джипа скроются за поворотом улицы, а сразу направился к тому месту, где начиналась тропинка. Меньше всего ему хотелось надолго оставлять Лею одну с малознакомыми людьми. Потому что и армейский друг Михаэль с его постоянными заскоками не мог считаться достаточно надежной опорой. Можно было бы сказать, что Дова мучило нехорошее предчувствие. Можно было – если бы Дов когда-либо давал волю предчувствиям. Как человек рассудительный и уравновешенный, он привык во всем полагаться на здравый смысл и собственный опыт.
Впрочем, время от времени эти две руководящие силы вступали в неразрешимое противоречие, подобно повздорившим в рубке капитану и старпому, и тогда приходилось звать на помощь ветреную фитюльку – интуицию. В данном случае здравый смысл прямо-таки вставал на дыбы при одном упоминании об идиотской турпоходной ночевке в прямой видимости от удобного кондиционированного дома, да еще и накануне свадьбы. Зато опыт подсказывал, что Лейка плохо реагирует на чрезмерное закручивание гаек, а потому следует вовремя уступать в малом ради реальных достижений в большом. В конце концов, речь шла всего-навсего об одной ночи, биг дил.
Уже вступив на тропинку, Дов осознал, что прогулка будет куда тяжелее, чем казалось поначалу из окна коттеджа. Честно говоря, пешком через этот вади он ходил лишь однажды, причем в противоположном направлении, когда живущий в Гинот Керен приятель уговорил его спуститься на лоно природы, а заодно и познакомиться с альтернативной дорогой. Альтернативных дорог Дов не любил в принципе и согласился только потому, что хотел раскрутить приятеля на важный деловой разговор, коему разговору и посвятил тогда все свое внимание, ступая собеседнику след в след и не отвлекаясь на изучение рельефа местности.
Теперь настало время пожалеть о тогдашней беспечности. Тропинка едва виднелась в луче фонаря; через каждые двадцать-тридцать шагов приходилось останавливаться, чтобы заново проверить, не потеряна ли дорога. Ветер, и без того сильный, внутри вади разгонялся, как в аэродинамической трубе, поднимал столбы пыли, взвивался вверх колкими песчаными вихрями. По склону носились сетчатые шары перекати-поля, цеплялись за хлесткие ветви кустов в напрасной попытке удержаться, спрятаться, вжаться в расщелину между камнями, но ветер с легкостью выхватывал их, снова и снова возвращая в дикую свою игру.
Дов порадовался, что догадался взять с собой воду. Он наверняка сильно потел от ходьбы, но кожа при этом была почти сухой: пот моментально испарялся в муфельной печи хамсина. Остановившись, чтобы напиться, он впервые подумал о том, как глупо было бы заплутать здесь, в трех соснах, в трех сотнях метров от собственного дома. Хорошо, что есть ориентиры – тропинка, огни поселения за спиной… Он оглянулся, и неприятное чувство усилилось: цепочка фонарей Эйяля была отсюда практически не видна, еле-еле угадываясь за пылевой завесой хамсина.
– Так, без паники, – сказал он вслух, чтобы приободриться. – Есть еще полбутылки воды, и ты уже почти закончил спуск. Еще два раза по стольку – и мы у цели.
Дно вади действительно оказалось совсем недалеко – Дов распознал его по длинному языку засохшей растрескавшейся грязи. Настроение улучшилось, хотя и ненадолго: как ни старался, он так и не смог определить продолжения тропы. Пришлось двигаться наугад, светя себе фонарем и выбирая наиболее проходимые участки. Минут через десять он обнаружил, что уткнулся в двухметровую скальную стенку из серого ноздреватого камня, вполне преодолимую на первый взгляд. Зажав фонарь в зубах, Дов приступил к подъему.
Он уже почти вскарабкался наверх, когда ладонь неожиданно попала на что-то холодное, скользкое. «Змея!» – полыхнуло в голове; Дов резко отдернул руку и полетел вниз под хохот и вой торжествующего хамсина.
Когда Дов очнулся, вокруг была воющая колкая темнота, какая бывает при полной слепоте. Вначале он и подумал, что ослеп, но потом с облегчением различил справа вверху отчетливый желтоватый оттенок, похожий на тень света, чудом упавшую на непроницаемую стену хамсинной пыли. «Это может быть только Эйяль, – подумал Дов. – До Гинот дальше, и света там поменьше…»
Он пошарил вокруг в поисках фонаря – безуспешно. Хорошо еще, что руки-ноги целы и бутылка не выпала… Дов допил воду. Нужно возвращаться. Благодари Бога за то, что есть хоть какой-то ориентир. Без фонарика будет трудновато, но выбора нет. По такой жаре люди высыхают насмерть за несколько часов. Эх, Лейка, Лейка…
Оставив на месте опустевшую бутылочку, Дов стал осторожно подниматься в том направлении, где, как он думал, находилось поселение. Он не шел, но, скорее, полз на ощупь по склону, сосредоточив все усилия на том, чтобы не покалечиться в этом беспорядочном нагромождении камней, кустов и завихрений воющего песка. Безумно хотелось пить; время от времени Дов вглядывался в темноту, надеясь увидеть огни окон Эйяля или любой другой свет… – тщетно!.. – вокруг по-прежнему гремела плотная темь, и не было ни лучика в черной свистопляске хамсина.
Потом он почувствовал, что склон закончился – наверное, ему все-таки удалось выбраться из вади. Но где, в каком месте? Начала болеть голова – явный признак обезвоживания. Нужно идти. Обязательно. Но куда? Хамсин издевательски хохотал вокруг, даже не думая помогать с ответом. Эх, Лейка, Лейка… Дов двинулся наугад и шел, пока мог.
Наутро, когда его нашли в четырех километрах от Эйяля по другую сторону вади, Дов еще дышал. Он умер в больнице в тот же день, не приходя в сознание.
Потрясенный Михаэль показал, что накануне ночью Дов задержался с прибытием на место и он, Михаэль, обеспокоившись этой задержкой, вышел навстречу другу. Не найдя Довчика в вади, он вернулся к джипу, чтобы ехать за подмогой, и там, к великому своему облегчению, услышал от друзей-каббалистов, что жених благополучно объявился и давно уже занимается тем, чем и положено заниматься жениху в первую брачную ночь. Для пущей уверенности Михаэль осторожно приблизился к шатру – доносившиеся оттуда звуки не оставляли никакого сомнения в правоте сторожей.
Лея пережила серьезный нервный срыв – она винила себя в гибели Довчика, и родители почли за благо отправить ее на несколько месяцев к родственникам в Нью-Джерси, на попечение милосердного времени и алчного психотерапевта. Психотерапевт прописал таблетки и рекомендовал здоровый, ни к чему не обязывающий секс. Время, в свою очередь, отказывалось смириться со вторым и не обращало внимания на первое. Родственники без устали подсовывали Лее все новых и новых привлекательных кандидатов – с серьезными намерениями и без таковых, но девушка последовательно и равнодушно отвергала всех. То же продолжалось и после ее возвращения в Страну.
Как-то, уже в октябре, мать позвала ее к телефону. В трубке звучал незнакомый мужской голос. «Очередной претендент на клин клином, – подумала Лея. – Боже, как я устала от этих клиньев…»
– Думаю, мы с вами где-то уже встречались, – смущенно сказал он.
– А я не думаю, – ответила она и повесила трубку.
Стоявшая у кухонной раковины мать неодобрительно покачала головой.
– Когда ты уже перестанешь засылать ко мне всяких… – начала Лея, но тут снова раздался звонок.
– Алло! – раздраженно прокричала она. – Ну что?!
– Я очень долго искал ваш телефон, – произнес тот же голос, – но нашел только сейчас. И что характерно, сегодня тоже хамсин.
Лея нащупала рукой стул и села.
– Дальше, – сказала она тихо.
– Я почти уверен, что это вы, но на всякий случай, чтобы не было ошибки… Этой зимой я работал в археологической экспедиции в Самарии рядом с Гинот Керен. В конце мая мы закончили работы, свернули лагерь и уже были по дороге в Иерусалим, когда я обнаружил, что забыл на месте сумку. Ребята дали мне одну из машин и поехали дальше, а я вернулся. Время было уже позднее, около десяти. Я оставил в Гинот перегруженный джип и пошел пешком, чтобы не попасть в аварию на разбитой грунтовке. Если вы действительно та, кого я ищу, вы должны помнить тогдашнюю погоду – жуткий хамсин и новолуние, тьма египетская… – он выжидающе замолчал.
– Дальше…
– Дальше я заблудился. Фонарь не помогал. Из-за пыли я видел максимум на три метра вперед. В какой-то момент я понял, что не знаю, куда идти, и пошел наугад – как потом выяснилось, под прямым углом к нужному направлению. Еще немного – и я начал бы высыхать, но тут вдруг пришло спасение. Я наткнулся на джип. Там были двое ребят с М-16, в странной одежде, так что сначала я даже принял их за арабов. Но они мне ужасно обрадовались. Помню, один спросил: «Где ты ходишь?» Я ответил, что заблудился, и попросил воды. И тогда они отвели меня в шатер.
– В шатер… – эхом повторила она.
– Слушай… – сказал он. – Ты должна меня понять. От этого хамсина я уже почти ничего не соображал. Плохо представлял себе, кто я и на каком свете… А тут – ты… такой ураган… я и пальцем пошевелить не успел. А потом… потом я уже просто забыл обо всем. Забыл и вспоминать не хотел. А потом сразу настало утро. Я проснулся от твоего крика. Я не знал, что делать. Я не мог объяснить того, что случилось, – даже себе!.. – как бы я стал объясняться с твоими друзьями? Просто просить «не стреляйте»? Я действовал на инстинкте – схватил свою одежду и убежал. Было уже светло, ветер кончился. Я без труда нашел дорогу, добрался до джипа и уехал. Я сказал себе, что должен забыть все это. Считать, что приснилось. Бывают же такие сны, правда?
– Наверное.
– Вот. Но я не смог забыть, хотя и очень старался. И тогда я стал искать тебя. Вот и вся история… – он помолчал и смущенно добавил: – Ты что, плохо видишь?
– Почему ты так решил?
– Ну… ты все кричала: «Вот тебе подслеповатая Лея! Вот тебе некрасивая Лея!»… Я совсем не успел разглядеть тебя тогда, но хочу, чтоб ты знала: мне совершенно все равно, какая ты. Абсолютно. Будь ты хоть уродиной-рекордсменкой, я жить без тебя не могу. Слышишь?
– Где ты? – спросила Лея.
– Здесь.
– Где здесь?
– На месте нашего шатра. Я прихожу сюда в каждый хамсин и жду тебя.
– Я сейчас буду, – сказал она и повесила трубку.
Они поженились бы в тот же день, но… – если б вы знали, как трудно назначить дату, которая устраивает всех ближайших родственников и при этом не приходится на многочисленные запретные, траурные, памятные дни и сроки! А ведь еще нужно найти приличный зал, достойный кейтеринг, уважаемого раввина, хорошего фотографа, модного диджея…