Один известный израильский публицист говорил мне когда-то, что никогда не знает, какая реакция последует на ту или иную его статью. Мол, пишешь и думаешь: «Это будет бомба» – а отзывов считай что и нет. И наоборот, думаешь: «Ерунда, никто и не заметит», а в ответ – шквал. И он совершенно прав.
В числе откликов на мою заметку об антисемитском выпаде Д. Быкова, был один замечательный своей характерностью. Вернее, даже не один, а целая лавина откликов: десятки комментариев в ФБ, а затем и в ЖЖ. Женщина по имени Елизавета, скромная питерская еврейка, отпрыск славного литературного рода была задета так глубоко, что не поленилась, как уже сказано, не только долго дискутировать с несколькими фейсбучными оппонентами, но и проследовать далее в ЖЖ (открыв там по такому случаю специальный аккаунт под другим именем), дабы порадовать меня, опять же, специально состряпанным рифмованным заявлением о моем полном ничтожестве, а затем еще и усугубить это смешными и нелепыми угрозами. Вот несколько выдранных из контекста, но показательных цитат: «…достойно не пощёчины, а хорошей драки… …избить в подворотне… …я подожду удобного случая. Это было просто предупреждение…» и т.д.
Все это было бы забавно, если бы не представляло вполне определенный тип, с которым нам, израильтянам, приходится сталкиваться все чаще и чаще. Давайте поэтому разберем этот почти клинический случай Бедной Лизы подробно – на мой взгляд, он того заслуживает.
Итак, началось с того, что публичный человек Д. Быков написал в публичном пространстве нечто, что показалось мне оскорблением моего национального достоинства – оскорблением, требующим ответа опять же в публичном пространстве. И вот этот мой ответ попадается на глаза человеку, который НЕ почувствовал в тексте Д. Быкова ничего оскорбительного. Что, по логике вещей, сделает такой человек? Вот примерные варианты:
1) Пожать плечами и забыть: чувство – оно чувство и есть, с этим не спорят.
2) Возразить в духе предыдущего варианта: Странно, мол, что вы это почувствовали, мне так не показалось, но с чувствами, опять же, не спорят.
3) Попробовать доказать, что Быков имел в виду совсем-совсем другое. Понятно, что такое доказательство не может быть строгим. Но, в принципе, оно возможно по критерию правдоподобия: делается текстологический анализ и выбирается наиболее правдоподобная или самая простая (по «бритве Оккама»), хотя и не обязательно адекватная гипотеза.
4) Заявить, что оскорбления не было, а тот, кто его, якобы, почувствовал, – дурак, националист, ничтожество и редиска. Что на самом деле он и не почувствовал ничего, потому что НЕ ДОЛЖЕН был почувствовать. Потому что нормальные люди, как вот к примеру, возражающий (обычно, сам еврей), этого не чувствуют и в помине.
Последний вариант неспроста показался вам болезненным – он таков и есть. Речь тут идет о реакции тех персонажей, кого В. Е. Жаботинский назвал в свое время «дезертирами» и «еврейскими холопами русского чертога».
«Щелчок, полученный дезертирами, – писал он в статье по поводу «Чириковского инцидента», – нас не трогает; и когда он разовьется даже в целый град заушений, – а это будет, – нам тоже останется только пожать плечами, ибо что еврейскому народу в людях, которых высшая гордость была в том, что они, за ничтожными исключениями, махнули на него рукою?»
И далее, говоря о громовом молчании мнящих себя «русскими литераторами» евреев-журналистов (каковых было тогда множество в редакциях российских газет и журналов): «…больше вбитых гвоздей я нашел в мертвых глазницах одной из жертв погрома в Белостоке, чем статей об этом погроме в русской передовой печати».
Почему же молчали тогда вышеупомянутые «русские литераторы» моисеева происхождения? А потому, что для них (см. вариант №4) НЕ БЫЛО ни гвоздей, ни погрома, ни Белостока – как вот сейчас НЕ БЫЛО оскорбления. А коли не было, то и писать было не о чем. А неудобный скандальный сионист Жаботинский, который имел наглость напоминать о том, что есть-таки на земле такой городок под названием Белосток, – дурак, националист, ничтожество и редиска.
Характерно, что и теперь фамилию Жаботинского современные холопы и дезертиры вспоминают исключительно в отрицательной коннотации. Вернее сказать, сегодня его ненавидят намного сильнее, чем тогда, в 1909 году, когда Государства Израиля еще не было и в помине. В то время еще можно было списать свою подлость, свое предательство на безвыходность ситуации, на элементарную необходимость выжить там, откуда было попросту некуда бежать. Их избивали, им запрещали проживание в столицах, им не позволяли заниматься определенными профессиями, не продвигали по службе. Да тут хоть самим чертом притворишься – не только «русским литератором»… А если все-таки удалось пролезть, просочиться, проскользнуть в редакцию, в академию, в университет, то надо было молчать, как рыба, и ни в коем случае не светиться на «проклятую» тему. Услышишь за спиной гадкое слово-Ж – молчи! Ты его не слышал! Даже если в самое ухо крикнут – не слышал! НЕ БЫЛО слова, не было гвоздей, не было Белостока. А если и было, то наверняка имелось в виду что-нибудь другое, хорошее. Вот, пожалуйста, гляньте: он ведь когда-то даже стих написал про горбоносую руфь…
Всё так. Но как оправдать подобное поведение сейчас, когда бежать есть куда? Ответ: никак. Нет оправдания. И потому нынешним «еврейским холопам русского чертога» особенно больно, когда возникает очередное подобие «Чириковского инцидента» вековой давности. Впору говорить тут о «комплексе оставшихся». Ярким примером его был покойный литературный критик В. Топоров – еврей, заделавшийся на старости лет совершенно зоологическим антисемитом. Или тот же Д. Быков, ничтоже сумняшеся объявивший Израиль исторической ошибкой, а теперь еще и свободно бросающийся словом-Ж в качестве ругательства. Или сотни (если не тысячи) таких вот Бедных Лиз, подвизающихся нынче на ниве благодатного российского интернационализма.
Почему я называю ее Бедной? Потому, что явная избыточность, чрезмерность ее реакции говорит о серьезном внутреннем конфликте, о том, что ей неимоверно трудно отрицать очевидное. А значит, нужно кричать как можно громче, визжать, ругаться, угрожать, обвинять в лжи гонца, принесшего безрадостную весть, – то есть делать всё, лишь бы заглушить, задавить копошащуюся даже не в глубине, а на самой поверхности сознания правду. Что Бедная Лиза исчерпывающе продемонстрировала в данном конкретном случае. Не мне адресовался бурный поток ее инвектив, ругани и угроз, а этой вот упрямой немеркнущей правде.
«…годы потребуются для того, чтобы передовая русская интеллигенция окончательно отмахнулась от услуг еврейского верноподданного, – писал Жаботинский, – и много за эти годы горечи наглотается последний: мы наперед знаем все унизительные мытарства, какие ждут его на этой наклонной плоскости, конец которой в сорном ящике, и по человечеству и по кровному братству больно нам за него. Но не нужен он ни нам, ни кому другому на свете; вся его жизнь недоразумение, вся его работа – пустое место, и на все приключения его трагикомедии есть у нас один только отзыв: туда и дорога».
Ах, знал бы Владимир Евгеньевич, что сто лет спустя «еврейские верноподданные» чужого – не столько российского, сколько леволиберального антисемитского чертога превратятся в действительно серьезную проблему для еврейской Страны. Израиль служит для них живым напоминанием их собственного холопства, предательства, подлости – именно за это они ненавидят нас смертельной ненавистью. Именно поэтому они шагают в первых рядах антиизраильских демонстраций и громче всех ораторствуют на конгрессах BDS. Как ни парадоксально это звучит, но в основе их антисемитизма лежит точно тот же мотив, который движет антисемитствующим пером Д. Быкова. Да, пока я не слышал от Бедной Лизы обвинений в апартеиде, но ключевое слово в этом предложении – «пока». Уверен, что, продлись наша знаменательная беседа, рано или поздно прозвучало бы и это.
Добро бы они оставались там, где их пока еще терпят, где швыряют им объедки с хозяйского стола. Но в последние годы нужда все чаще и чаще выплескивает таких вот Бедных Лиз сюда, к нам, на Святую Землю. Они везут с собой не только чемоданы и доллары. С ними приезжает и ненависть. Не следует ждать, что они будут благодарны за оказанную им помощь – за гражданство, паспорт, медицину, пособия… Напротив, это лишь поспособствует росту их ненависти – в соответствии с той же вышеописанной логикой. Жизнь ВЫНУДИЛА их приехать в нелюбимое, презираемое место, и унизительная вынужденность этого шага неизбежно сделает место еще более ненавистным. Собственно, что я вам рассказываю – живых примеров накопилось уже предостаточно, вы знаете их сами.
В щедром потоке брани, который извергала Бедная Лиза (она полагала, что на меня, но на деле-то – на себя саму), назойливо повторялся один преобладающий мотив: ЖАЛЬ. Она, представьте, жалела меня – жалела изо всех сил, раз за разом возвращаясь к этому моменту. Что весьма показательно психологически: чтобы лучше убедить себя в правильности своей позиции, желательно еще и усиленно жалеть тех, кто не такой, кто сбился с панталыку – то есть даже такого дурака, националиста, ничтожество и редиску, как я. Потому что, если неправедных жалко, то праведными (то есть собой, Лизой) можно на полном основании гордиться. Смех, конечно, но я, тем не менее, растрогался от этой детской уловки настолько, что пригласил бедняжку к себе, на самарийский балкон, чтоб не так убивалась от скорби по моей потерянной душе. Пусть убедится, что на самом деле у редиски – хамса-хамса-шум-бацаль – всё в порядке.
Настолько, что нет никаких причин жалеть даже саму Бедную Лизу. В конце концов, сегодня это сугубо ее личный выбор, а значит, и скорбеть не о чем. Хотя масштабу когнитивного диссонанса этих товарищей, честно говоря, не позавидуешь.
Бейт-Арье,
март 2017