Новая книга Алекса Тарна «Четыре овцы у ручья» — удивительна, даже для этого мастера удивлять. До сих пор мы знали двух Тарнов — автора романов и поэта-переводчика. Мне всегда казалось, что они незнакомы друг с другом. После новой книги — это уже один автор, увлекательный и романтический, мастер еврейской мелодии в современном мире.
Пруст написал в Пленнице поразительную фразу: «Любовь — это пространство и время, прочувствованные сердцем» (перевод мой; Любимов перевёл иначе).
Если книгу Тарна читать с конца, — окажется, что это книга о любви. К неодушевлённому и к одушевлённому миру, к игре и к людям, и даже к отставному Богу, который, оказывается, превыше всего. Если читать книгу с начала, такой конец, пожалуй, непредвиден. Тем увлекательнее путь, которым нас ведёт автор. А путь этот — путь притчи, и требует от нас либо некоторых познаний в Каббале и Талмуде, в хасидизме и еврейской истории, — либо уж совсем наивной веры и погружения в плоть рассказа.
Искусство поведать притчу, как следует, дано немногим. Еврейская притча, древняя как Тора, и вечно молодая, перетекает, чуть видоизменяясь, из Аггады и Мидрашей в хасидские сказки и притчи Бал Шем Това и Нахмана Брацлавского. Плавное перетекание/видоизменение во времени притчи о четырёх овцах в книге Тарна — волшебный приём, чтобы погружение прошло незаметно. Это еврейская разновидность Сократовского метода. И это поэзия.
Не забудем, что один из «столпов» двадцатого века, Франц Кафка, испытал влияние хасидских притч и, в частности, рабби Нахмана. Среди обладателей таинственной души цадика, переходящей у Тарна из поколения в поколение, мне чудится и он, автор новелл-притч, вполне в Нахмановском духе. Например:
«Деревья Ибо мы как срубленные деревья зимой. Кажется, что они просто скатились на снег, слегка толкнуть — и можно сдвинуть их с места. Нет, сдвинуть их нельзя — они крепко примерзли к земле. Но, поди ж ты, и это только кажется.»
Эли Визель, который был рождён и успел быть воспитан хасидом (он попал в Аушвиц после Бар-Мицвы), находил глубокое сходство между Нахманом и Кафкой, даже чахотку и раннюю смерть (сорока лет). Нахман был одним из любимых героев Эли Визеля, который много писал о нём (советую прочесть Души в Огне, где вы ближе познакомитесь с некоторыми героями Тарна).
Искусство увлекательного устного рассказа, традиционное у хасидов, было присуще Эли Визелю. Он обычно прерывал свою лекцию, в определённый момент, чтобы поблагодарить устроителей. В этот момент слушатели испытывали чувство, как будто они вдруг ушиблись о невидимую преграду, плавно плывя по реке его рассказа. Подобное чувство испытываешь иногда у Тарна, когда вдруг очнёшься и оглянешься вокруг в его повествовании. И это для меня — высшая похвала рассказчику. И если у Тарна отсутствуют хасидские корни, это умение гипнотизировать рассказом уподобляет его белому джазисту, на удивление хорошо сыгравшему в полностью чёрном ансамбле.
Маленький цитатник :
«Глупость – страшная заразная болезнь; пока от этой эпидемии не привьется подавляющее большинство людей, человечество вряд ли может рассчитывать на Избавление.»
«Разве у игр или у жизни есть какая-либо практическая цель, кроме постоянного продвижения по уровням сложности, кроме восхищения красотой алгоритма, кроме радости от роста твоего мастерства? «
«Чистая игра ради игры – без смысла и без конца – что может быть лучше?»
«…рано или поздно под вырванными ногтями открывается вся подноготная»
Алла Марголина (Бостон)