Фильм Рубена Эстлунда «Треугольник печали», ставший триумфатором Каннов-2022, начинается с открытой насмешки над камрадами-прогрессистами. Длинноногая красавица-модель, скорее раздетая, чем одетая, вышагивает по подиуму в окружении обвешанных бриллиантами селебрити. В чем насмешка? В том, что на огромном экране за ее спиной высвечивается феминистский кулак и фундаментальная надпись «ВСЕ РАВНЫ».
Ага, равны, как же, как же. И дело не только в публике, принципиально не равной 99.99 процентам земного населения по доходам и образу времяпрепровождения (назвать «жизнью» существование этих набитых ботоксом амеб язык не поворачивается), и не в элитном зале, куда эти обозначенные сплошными девятками проценты в принципе не допускаются, но и в самой красотке, не равной по своим выдающимся только в нужных местах данным подавляющему большинству «менструирующих людей» (если воспользоваться правильной терминологией прогрессистов).
Женская красота здесь, на подиуме, – товар (привет феминисткам!), причем товар, оплачиваемый существенно лучше, чем красота мужчин… – пардон, «неменструирующих людей». Продается именно внешность; при этом необходимо исключить всякую связь с каким бы то ни было содержанием (как «менструирующим», так и нет). «Расслабь треугольник печали, – говорят на кастинге мужчине-модели. – Вот там, на лбу, над бровями». И он (звать его Карл) старательно расслабляет.
Дальше Карл оказывается за столом дорогого ресторана с вышеупомянутой «менструирующей» (хотя и не в данную минуту, судя по безмятежности, с которой она ведет беседу). Следует длительный и намеренно скучный разговор на тему, кто из них двоих должен оплачивать счет. Красотка (звать ее Яйя) зарабатывает внешностью намного больше красавца (в данную минуту не только «неменструирующего», но и безработного) и, вроде как, будет логично, если кошелек достанет она.
С другой стороны, ВСЕ РАВНЫ, а значит, платить, вроде бы, нужно по очереди. Карл платил вчера, следовательно… С третьей стороны, Яйе ужасно не хочется выглядеть дамочкой, с которой спят за деньги, а потому… С четвертой стороны, Карл видит, что она нарочно делает вид, что не замечает счета, то есть манипулирует им, его «неменструирующим» достоинством и правом на РАВЕНСТВО.
Разговор длится и длится, уходя затем от ресторанного счета и обнаруживая все новые и новые стороны отношений, который некогда были чрезвычайно простыми и естественными, а теперь стараниями феминиствующих идиоток и прогрессистских кретинов превратились в нечто ужасно сложное и абсолютно нерешаемое. Любовь? Ах оставьте, дорогие зрители, какая любовь… – тут не соскользнуть бы в какой-нибудь из многочисленных капканов г-на Харассмента. Счастье, что этот диалог видим только мы с вами, а не инспектора прогрессистской полиции нравов.
Следующую часть, действие которой происходит на роскошной стометровой яхте, многие сочли уничтожающей сатирой на богачей, что-то типа марксистских фильмов Бунюэля. Но на деле она (часть) куда ближе к многочисленным парафразам знаменитой поэмы Себастьяна Бранта «Корабль дураков» (конец XV в.). В кино ее (поэму) перепевали, среди прочих, Стенли Кубрик и Федерико Феллини. Но у них прозрачная аналогия корабля с растерянным/обреченным человечеством накануне разрушительной войны пронизана сочувствием если не ко всем, то к некоторым персонажам. Кубрику и Феллини ЖАЛЬ тонущих.
Эстлунд, в отличие от них, абсолютно безжалостен. Он руководствуется, скорее, одноименной картиной Босха, глядя на которую, вполне солидаризируешься с пушкино-фаустовским «Всех утопить!» Да, непристойно богатые пассажиры отвратительны, как на подбор. Но кроме них на яхте плывут (в качестве живой рекламы) уже знакомые зрителю Яйя и Карл, а также старательная, готовая на все команда. Самой, однако, любопытной деталью картины является капитан, то есть (следуя аналогии с человечеством) тот, чьи руки предположительно держат руль нынешней цивилизации.
Капитан – убежденный левак, апологет Маркса в его современной прогрессистской ипостаси. Почему современной? Потому что нынешнее сообщество толстосумов не только не противоречит стоящим у руля прогрессистам, но, напротив, смыкается с ними теснейшим образом, щедро финансируя левую подлость и помогая ей держать под контролем оболваненное общество, задавленное диктатурой политкорректности и противоестественными гендерными, расовыми, экологическими безумствами.
Куда может завести общество (корабль) такой вусмерть пьяный, одержимый неисполнимыми мечтами об идеальном обществе водила? Само собой, только к катастрофе и более никуда. Великолепна по своему символизму сцена, когда капитан и свиноподобный русский миллиардер (оба пьяные в дупель) во время шторма спорят по громкой связи о том, что лучше – социализм или капитализм. Корабль вот-вот пойдет ко дну, пассажиры изблевались от качки, канализацию прорвало, мир залит дерьмом, а эти два идеологических алкаша, не обращая внимания ни на что, самозабвенно дуют каждый в свою дуду…
Если бы фильм закончился утоплением «корабля дураков», это было бы всего лишь еще одной «фантазией на тему Бранта». Но Эстлунд, в отличие от своих предшественников, идет на несколько шагов дальше. Он показывает, что дело не ограничивается катастрофой. Кто-то из дураков непременно выживает – для того, чтобы дать начало новому циклу, ведущему к новой революции, новым хамам, новой контрреволюции, новым богачам – и, в конечном счете, к новой яхте, плывущей навстречу гибели с пьяным капитаном в рубке.
Начало этого цикла намечено Эстлундом на необитаемом берегу, куда выплывают несколько спасшихся с яхты. Лидерство там немедленно захватывает бывшая уборщица туалетов Эбигайл – то ли филиппинка, то ли малайка – но, как принято сегодня говорить – из people of color, а если по-русски – цветная. То есть та, которой принято нынче волею прогрессистских судеб лобызать ноги.
Эбигайл – единственная, кто умеет развести огонь и поймать рыбу. Кроме того, она присваивает себе право собственности на спасательный шаттл с запасом еды и питья. Все это вместе дает ей неограниченную власть над уцелевшими. Они заведомо сильнее ее, но им даже в голову не приходит попросту надавать нахалке пинков и разделить запасы согласно своему разумению. Эти инфантильные шлимазлы начисто утратили волю к сопротивлению – совсем как предреволюционное общество нормальных людей, отдающих себя на съедение кучке хамов.
Уборщица без труда устанавливает на берегу диктатуру пролетариата и принимается править, миловать и наказывать по своему туалетному разумению, то есть полностью реализует марксиму «Кто был ничем, тот станет всем». В частности, она конфискует в свою пользу красавчика Карла. Теперь он спит за еду не с красавицей-моделью, а с уродливой сластолюбивой коротышкой. Яйя тоже получает свою порцию, а потому не протестует. Красота, как уже сказано, всего лишь товар, а товар достается тому, кто сильнее. Раньше это была отборная модель, теперь – туалетная уборщица.
На самом деле место обитаемо: поблизости есть курорт, где попивают коктейли такие же дураки – ну, может, чуть победнее. В фильме неизбежный конец только намечен, но тем не менее предельно ясен. Эбигайл сделает всё, чтобы о курорте не узнал никто из ее новых подданных. Построит берлинскую стену, опустит железный занавес и будет убивать каждого, кто приблизится к забору. И все же потом кто-нибудь прорвется, владычеству цветной хамки придет конец, и… все опять повторится сначала.
Неудивительно, что, наряду с громкими похвалами (к которым я присоединяю и свой скромный голос), Эстлунд услышал уйму уничтожающей критики (от тех, кто поняли смысл месседжа). Еще бы: такой сильной и в то же время изощренной кинооплеухи прогрессисты не получали давно – если получали вообще. Но самое смешное «фе» я вычитал у одного масковскага критика, который счел фильм проявлением зависти «простых людей» к тем высокодуховным креаклам, которые из принципа не одеваются в магазинах «массовой одежды». Я бы тут добавил: а также к тем, кто знает, что такое «тыквенный гляссе»… или как там?.. блютте?.. блятте?.. – короче говоря, нечто, что можно не только напяливать на голову во время хэллоуина, но и пить.
В общем, фильм не для всех.
Бейт-Арье,
март 2023