Всякий раз, когда мне приходится слышать спор на тему о движущих мотивах того иного политика (мол, что у него является главным приоритетом – общественное благо или личный интерес), я вспоминаю рассказ о еврейском мальчишке из маленького польского местечка в двадцати пяти верстах к северо-западу от Варшавы.
Мама звала его Довче и любила больше других за болезненность и маленький рост. А когда маму прибрал к себе Господь, сжалившись над бесконечной чередой изнурительных беременностей и тяжелых родов, Довче пересел под крыло отца, который перенес на него, младшенького, вполне заслуженное чувство вины перед умершей женой. Поэтому со сверстниками парнишка почти не играл (вернее, почти никто не играл с ним), а постоянно сидел в гостиной и слушал взрослые разговоры.
Помимо малого роста и физической слабости, мальчик отличался непропорционально большими размерами головы, отчего отец даже возил его к врачам на предмет выяснения причин этого кажущегося уродства. Один из докторов, не найдя причин для беспокойства, пожал плечами и пошутил: уж с такой-то башенцией сынок непременно будет народным вождем, политическим лидером, на манер еще живого тогда Теодора Герцля. Довче принял шутку всерьез и с тех пор изо всех сил старался оправдать предсказание доктора.
К сожалению, в городишке, притулившемся к неширокой речке Плоньке, которую даже в половодье переходили вброд коровы местечкового стада, было не так уж много народных масс – а те, что были, не нуждались в вожде. Но лиха беда начало: в возрасте 12 (прописью: двенадцати!) лет Довче основал группу для обучения ивриту юношей из бедной слободы, где проживали неимущие семьи. В эту группу входили, помимо него, еще три подростка. Все они были на два-три года старше нашего героя, но каждый при этом обладал определенными чертами, которые не позволяли ему претендовать на лидерство.
Один – здоровенный жлоб со щетиной на подбородке – уже вовсю бегал за юбками, но был при этом глуповат и, главное, знал за собой этот трудно исправимый недостаток (а Довче не упускал случая деликатно, но твердо напомнить другу об этом). Другой – мечтательный красавец – интересовался стихами и литературой, что не оставляло достаточно времени для руководства. И, наконец, третий – красивый, сильный и умный – происходил (в отличие от товарищей) из очень бедной семьи, и это сильно ограничивало его возможности в плане мобилизации средств.
Известно, что в подростковом возрасте даже разница в один год кажется пропастью. Не знаю, как вы, а я до сих пор помню, какими глазами мы, восьми- или даже девятиклассники смотрели на надменных полубогов из десятого, выпускного! Тем значительней выглядит в этом свете достижение нашего Довче: двенадцатилетний мальчишка, недомерок и макроцефал, верховодил командой из трех пятнадцатилетних юношей! Возможно, причиной тому стали его выдающиеся умственные способности? Вряд ли: трудно назвать очень способным молодого человека, который позже в течение трех лет безуспешно пытался поступить в учебное заведение – хоть куда, хоть в техникум, хоть в ремесленное училище… Секрет его лидерского успеха заключался в правильном подборе кадров – и только в этом!
Давайте вдумаемся в этот весьма показательный эпизод. Провозглашенной целью группы было просвещение бедноты – то есть безусловно благая общественная работа. В то же время, подбор кадров совершался из принципиально иных соображений: во имя обеспечения и упрочения личного лидерства честолюбивого головастика Довче. Не исключено – и даже весьма вероятно – что другие ребята-учителя принесли бы намного больше общественной пользы. Однако выбор был сделан в пользу вышеупомянутых кандидатов – возможно, менее полезных обществу, зато очень подходящих для юного вождя.
Этому же принципу он следовал затем всю свою долгую жизнь – хотя и под другим именем. В 1910 году, уже переехав в Эрец-Исраэль, Довче Грин взял себе псевдоним и стал называться Давидом Бен-Гурионом.
Бейт-Арье,
июнь 2017